Ковбой с Манхеттена

Чик летел головой вперед, и громкий стук я услышал в тот момент, когда его полет закончился. Он тяжело ударился о машину. Я от всей души желал, чтобы он не умер, и пошел проверить это.

Я был удовлетворен. Хотя он лежал неподвижно, сердце его билось нормально, просто дыхание было медленнее обычного. Если ему повезет, подумал я, то у него будет сильно болеть голова, когда он очнется.

Я встал и внезапно обнаружил, что все вокруг стало очень тихо. Марша и Элоиза исчезли с порога, и в течение нескольких секунд у меня даже было ощущение, что они обе испарились. Я осторожно вошел в дом. Никого. Тогда я прошел в гостиную и все прояснилось. Марша действительно не теряла времени, пока я обследовал состояние здоровья Чика.

Элоиза сидела в одном из кресел. Ее руки были связаны позади сиденья какими-то большими кусками серого шелка. Можно было подумать, что вороны свили гнездо в ее волосах, а по щекам ее текли слезы. Куски серого шелка — это все, что осталось от ее платья. На ней теперь были только бюстгальтер из черных кружев, которому было трудно поддерживать ее тяжелую грудь, черные трусики с кружевами, черный пояс и черные чулки. Она словно вышла из фильмов ужасов времен немого кино. Рядом с ней стояла задыхающаяся, но вполне довольная собой Марша.

— Я думаю, что это удержит ее на то время, пока я поднимусь и убью этого подонка, — сказала она. — Мне очень понравилось, как вы избавились от вышибалы. Надеюсь, что вы здорово его стукнули.

— Он еще жив, но потерял всякий интерес к событиям этого мира, и это надолго.

Я посмотрел на слезы, которые текли по щекам Элоизы.

— Что вы прыснули ей в глаза?

— Очень дешевый одеколон. Это здорово щиплет, но не причиняет вреда. Она будет плакать до тех пор, пока его больше не останется в глазах. А потом, когда я покончу с ней, она все равно будет плакать. Можете мне поверить. Но начнем с начала, как говорят, Денни. Я поднимусь наверх. Хотите пойти со мной?

— Вы думаете, что я буду вам нужен?

— Нет. Я подумала, что, может быть, вам хочется посмотреть.

— Пока я останусь здесь. Если у вас будут трудности, вам стоит только позвать меня.

— Как хотите. Но не думаю, что этот мешок с салом может быть для вас хорошей компанией.

Марша нагнулась и резким жестом разорвала одну из бретелек Элоизы.

Мне показалось, что Элоиза заплакала еще сильнее, если бы это было возможно.

— Настало время отправить ее к живодеру, — прибавила Марша.

— К живодеру? — пробормотал я.

— Туда отправляют старых кляч в Англии, — весело объявила она, — когда они не годятся больше ни на что. Из нее самой выйдет много нужных вещей.

Марша быстро вышла из комнаты, а я почувствовал нечто вроде сочувствия, когда смотрел на слезившиеся глаза Элоизы. Я подошел к бару, намочил свой носовой платок в холодной воде и вернулся, чтобы вытереть ей глаза.

— Все щиплет?

— Нет, — ответила она.

Злоба в ее голосе заставила меня отступить.

— Вы ей все сказали, не так ли, Бойд?

— Что ее муж провел здесь неделю? Теперь, когда вы об этом заговорили, мне кажется, что было что-то вроде этого.

— Знаете, что? Это странно, но я на нее не сержусь. На ее месте я поступила бы так же. У меня была бы такая же реакция. Но вы!..

Ее дыхание внезапно стало свистящим.

— Вы все взорвали, вы это знаете? Глупец! Кретин!

— Моя драма заключается в том, что я никогда не мог понять, что я должен взорвать и чего я не должен был касаться. Понемногу это становится яснее, но еще не полностью.

— Я буду танцевать на вашей могиле! — пробормотала она.

— Не забудьте надеть тот же ансамбль, который сейчас на вас, — умоляюще сказал я. — Это действительно здорово, Элоиза, как старая грязная почтовая открытка, которые выпускались во Франции.

Эпитет, которым она меня наградила, я не стал бы повторять даже в мужском обществе. Я вышел из комнаты, а она продолжала называть меня не менее приятными прозвищами. Я решил исследовать нижний этаж. Там были элегантная столовая, прекрасно оборудованная кухня, и то, что, вероятно, было комнатой Элоизы: с большой кроватью и колонами.

Затем я обнаружил небольшую квартиру: гостиную, спальню и ванную комнату. Я прошел через гостиную, чтобы попасть в спальню, которую тоже нашел пустой. Из ванной до меня донесся шум льющейся воды.

Я толкнул дверь и вошел. Работал душ. Я отодвинул панель из матового стекла и залюбовался. Она стояла ко мне спиной, и шум от лившейся воды заглушил шум от скользнувшей панели. Несколько прядей светлых волос выбились из-под купальной шапочки. Круглые ягодицы радовали глаз так же, как и точеные бедра и щиколотки. Это была живая картина, от которой не хотелось отрывать глаз. Я протянул руку и просунул пальцы между бедрами и округлостью ягодиц.

Она вскрикнула и повернулась. Когда она остановилась, ее груди в форме дыни все еще продолжали слегка колыхаться.

— Итак, — нежно проговорил я, — это ведь Ширли Спинделросс! Как тесен мир!

— Вы, с вашими глупостями! — закричала она. — У меня мог случиться сердечный приступ!

— Неужели? — удивленно протянул я.

— Что вы ищете здесь, Бойд?