Коварство и честь

Мистер Хемпсед, не обращая внимания на выразительную сцену, продолжал говорить:

— Я не из тех, кто вмешивается в чужие дела. Сказано в Писании: «Не води дружбу с бесплодным созданием тьмы. Тот, кто совершит грех, — дьявол есмь, и дьявол грешил от начала времен».

В подтверждение своих слов он торжественно кивнул.

Но мастера Джеллибэнда было не так легко переспорить. И уж конечно, не сбить с толку никакими цитатами!

— Что же мистер Эмпсид, — раз вы считаете возможным брать сторону этих гнусных убийц-отступников…

— Я, мастер Джеллибэнд? — запротестовал мистер Хемпсед с энергией, которую позволял его визгливый фальцет. — Я не за них, не за детей мрака…

— За них или не за них… — продолжал мастер Джеллибэнд, ничуть не сбитый с толку. — Слишком многие твердят «пусть себе убивают», но я говорю, что подобные разговоры не к лицу истинным англичанам, ибо только мы, истинные англичане, можем показать иностранцам, что можно делать, а чего нельзя. У нас есть корабли, деньги и солдаты. Мы можем запросто их побить и научить уважать закон! И позвольте сказать вам, мистер Эмпсид, что я готов защищать свое мнение перед любым человеком, который со мной не согласен!

На этот раз мистеру Хемпседу было нечего возразить. Правда, очередная цитата из Писания уже трепетала на его тонких дрожащих губах, но в этот момент никто не обращал на него внимания: все взгляды были устремлены на мастера Джеллибэнда, наслаждавшегося плодами победы. Подобный возвышенный патриотизм вкупе с поразительным знанием политической обстановки не мог не произвести впечатления на посетителей «Приюта рыбака».

Да и кто более достоин выразить свое мнение о последних событиях, как не хозяин популярной гостиницы, видевший столько дам и джентльменов, прибывающих в Англию с другого берега Ла-Манша, бежавших от ужасов жизни в родной стране? Большинство из них останавливались в «Приюте рыбака» по пути в Лондон или Бат! И хотя мастер Джеллибэнд не знал ни слова по-французски — «никакой иностранной тарабарщины, благодарю вас», — тем не менее все эти годы он общался с благородными людьми и аристократами и многое узнал о тамошней жизни, как и насчет намерений мистера Питта положить конец этому кошмару.

Не успел разговор хозяина с посетителями принять более мирный характер, как с улицы послышались конский топот, звяканье упряжи, крики, смех и суматоха, возвещавшие о прибытии гостей, которым позволялось шуметь сколько угодно.

Мастер Джеллибэнд метнулся к двери и, желая подтолкнуть Салли к решительным действиям, громко крикнул, что лорд Гастингс наконец-то прибыл.

Трое молодых дворян-красавцев в дорожном платье привели под гостеприимную крышу «Приюта рыбака» целую компанию незнакомых людей — трех дам и двух мужчин. Все они шли пешком от внутренней гавани, где виднелись тонкие мачты изящной шхуны, недавно прибывшей в порт и сейчас покачивающейся на фоне голубого неба. Трое из четверых матросов шхуны несли багаж, который и сложили в холле гостиницы, после чего коснулись пальцами челок в ответ на учтивые улыбки и кивки молодых леди.

— Сюда, милорд, — жизнерадостно приветствовал мастер Джеллибэнд. — Все готово. Прошу сюда. Эй, Салли!

Салли, возбужденная, краснеющая, спотыкаясь и вытирая руки о передник, выбежала из кухни.

— Поскольку мистера Уайта нигде не видно, — весело объявил лорд Гастингс, дерзко обнимая гибкую талию мистрис Салли, — я должен сорвать поцелуй с ваших прелестных уст!

— И я тоже, клянусь Богом! — поддакнул лорд Тони, чмокнув мистрис Салли в щечку с ямочками.

— К вашим услугам, милорд, к вашим услугам, — смеясь, повторял мастер Джеллибэнд, но тут же добавил уже серьезнее: — А теперь, Салли, проводи дам в голубую комнату, пока их милости выпьют по кружечке. Сюда, джентльмены, сюда.

Чужеземцы продолжали стоять, широко раскрытыми, озадаченными глазами оглядывая незнакомую обстановку, столь непохожую на ту, какую они ожидали увидеть в туманной Англии. Да и настроение хозяев было далеко от того обреченного уныния, которое последнее время сменило беспечную веселость их соотечественников. Крыльцо и узкий холл гостиницы, казалось, бурлили энергией и энтузиазмом. Все говорили одновременно, все были веселы, все знали друг друга. Оглушительный смех сотрясал старые балки, черные и блестящие от времени. Обстановка казалась такой уютной, такой счастливой! Уважение, выказываемое молодым аристократам и им, чужеземцам, матросами и хозяином гостиницы, было таким искренним и сердечным, без малейшего намека на пресмыкательство, что эти пятеро, оставившие позади, в своей стране, столько классовой ненависти, вражды и жестокости, почувствовали, как невольно сжались сердца, как подступили к глазам горючие слезы, слезы радости и одновременно сожаления.

Лорд Гастингс, самый младший и веселый из вновь прибывших англичан, повел обоих французов к столовой, говоря на искаженном французском слова ободрения, предназначенные для утешения чужеземцев.