Коварный заговор

Она сумела повернуть его голову, но глаза его смотрели мимо нее с какой-то неприятной отстраненностью. Он был так измучен ее прежними отказами, что никакие слова не могли успокоить ее. Элинор наклонилась ниже и коснулась губами его губ. Несколько секунд он лежал недвижимо, пассивно принимая ласку. Затем поднял руку и обнял Элинор. Страсть и беспокойство слились в ней воедино каким-то странным образом. Она знала, что этой ночью ей не составит труда ответить Иэну. Но если ее оргазм опять окончится слезами, она разрушит все то доброе, что было создано ее вспышкой гнева. Возможно, если бы их любовные игры проходили как-то иначе, эта ужасно бессмысленная тоска не навалилась бы на нее. В последнее время она была абсолютно пассивным партнером — на этот раз она поменяет роли, как это было в их брачную ночь.

Иэн потянул ее к себе. Элинор напряглась, и он сразу же отпустил ее. Она отняла губы от его рта. Он смотрел на нее с напряженным лицом и настороженными глазами. Элинор улыбнулась и стащила с себя сорочку. Он пылко протянул руки, но она покачала головой и сбросила легкое одеяло, которым он был накрыт.

— Я уже сказала тебе, что ты сегодня достаточно поработал. Лежи спокойно и дай поработать мне.

27.

— Ну очень сомневаюсь, — вздохнул Иэн, когда Элинор наконец лежала рядом, спокойная и умиротворенная, — что я так меньше устал, чем если бы сам забрался на тебя. — Он нежно рассмеялся. — Скорее, наоборот. Ты так умеешь возбуждать лихорадку, Элинор… Бог свидетель, я даже за день битвы так не вспотел, как сейчас в постели.

— Может, и так, — расслабленно улыбнулась Элинор. — Но по крайней мере у тебя не разошлись раны, как это случилось бы, если бы ты играл свою обычную роль. А от усталости сон — быстрое и надежное лекарство.

Иэн посмотрел на нее, но увидел только пряди черных волос. Ему не нравилось то, что она так настойчиво уговаривала его поспать. Может, опять, чтобы беззвучно плакать всю ночь? Ее голос звучал приглушенно и чуть хрипло. Неужели она вновь борется со слезами?

— Но я сейчас очень проголодался, — жалобно произнес Иэн. — Раньше ты мне предлагала поесть, но теперь мне это кажется совершенно необходимым.

Элинор снова усмехнулась и скатилась с кровати. Иэн приподнялся, глядя на нее, но ничто в выражении ее лица не насторожило его. Однако, когда она протянула ему деревянную тарелку с хлебом и мясом, лоб ее нахмурился.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Разве у меня нет достаточной причины? Твой вид радует глаз, когда ты не одета ни во что, кроме своих волос.

— Лжец! — воскликнула Элинор, улыбаясь, и села на кровать рядом с ним.

Иэн откусил мяса и принялся задумчиво жевать. Элинор удивительно проницательна: он не мог решиться на вопрос, который очень хотел задать.

— Назвать меня лжецом — это, наверное, слишком, — сказал он, проглотив очередной кусок. — Но у меня действительно другое было в голове, когда я смотрел на тебя с таким удовольствием. Я размышлял, как ты пришла к мысли, что мы с сэром Питером вступили в сговор вопреки твоей воле?

Глаза Элинор тут же вспыхнули огненными искрами.

— А что я должна была подумать, когда ты покинул замок? А один из раненых, которых ты бросил, сказал мне, что ты уехал с сэром Питером. Что я еще должна была подумать, кроме того, что все это было договорено между вами?!

Эта тирада заставила Иэна усмехнуться. Элинор, очевидно, понимала теперь, что он не был в сговоре с сэром Питером. Ее злило, что он оставил замок без защиты.

— Я даю тебе слово солдата, что это было лучшим средством обезопасить всех — и замок тоже. Иногда стоит пойти на риск и действовать быстро, нежели пытаться держать все в тисках. А ты все-таки жадина! — добавил он с любовью.

Это было совершенно невинное замечание, просто дружеское поддразнивание, но оно попало точно в больное место, зияющее раной в сердце Элинор.

— Я жадина?! — прошипела она. — Пусть так. Но я не настолько жадная, чтобы одаривать своего любовника твоими драгоценностями, как ты взял мои и отдал своей «благородной даме».

— Что? — произнес Иэн, отодвигая от себя тарелку. — Когда это я брал твои вещи? Даже те драгоценности, которые ты навязала мне, когда мы женились, я сложил обратно в сундук. Я никогда…

— Как легко ты забываешь — или лжешь? Я не думаю, что ты способен лгать, но в таком сокровенном деле… — Голос Элинор был пропитан ядом. Семь долгих месяцев копился этот яд в Элинор.

— Я не лгу ни в каких делах ни по какой причине, — вспыхнул Иэн. — Кто тебе наговорил такого про меня?

— Кто наговорил мне? Неужели я поверила бы в такое, если бы мне кто-то сказал? Ты сделал это у меня на глазах! Утром перед рукопашной, когда я покрывалась холодным потом от страха за тебя… А ты даже не удостоил меня прощанием! Ты взял мое сапфировое ожерелье, чтобы отдать какой-то женщине, которая о тебе ни капельки и не беспокоилась…