Коварный лед

Повернувшись ухом к входной двери, Ван Хаутем знаком велел помощнику замолчать. Очевидно, кого-то впускали в парадное. В ночной тишине голоса можно было различить даже здесь, в конце гулкого коридора. Ван Хохфелдт и Рулофс. Без четверти два. Немного погодя они оба вошли в комнату: скульптор — чуть пошатываясь, но, впрочем, в возбужденном, жизнерадостном настроении; Ван Хохфелдт — едва удерживая приступ смеха при воспоминании о занятных рассказах свидетелей и своеобразной обстановке, в которой подчас проводились допросы. Ван Хаутем бросил вопросительный взгляд на своего практиканта, и тот, улыбаясь, успокоительно кивнул ему, безмолвно давая понять, что установил алиби Рулофса.

— Так, — добродушно заметил скульптор, от которого не укрылся этот безмолвный разговор. — Продолжим наши ночные развлечения. Что будем пить, ребята? — Широким жестом он показал на буфет, уставленный бутылками. — Джин, виски, портвейн, ликер? Выбирайте, я плачу!

— На работе не пьем. Кроме того, я должен еще спросить вас кое о чем. Садитесь, пожалуйста, сюда.

— Когда ж вы от меня отвяжетесь? Сперва с Эвертом в такую подлую погоду вытаскивал порядочных людей из постели, а теперь вот еще допросы. Ладно, иду. Но прежде надо немного подкрепиться!

Рулофс налил себе стакан виски и с забавной серьезностью выпил за здоровье всех полицейских поочередно. Ван Хаутем между тем снова вынул из кармана фотографию и положил ее на стол. Со стаканом в руке, слегка покачиваясь, скульптор без особого интереса взглянул через плечо комиссара.

— Смотрите, вот это да! Мой старый обожаемый сосед! Фрюкберг, апостол нравственности, который вечно вставал на дыбы, если я иногда в обществе молодежи давал разрядку своим измотанным нервам. Который всегда имел наготове слова предостережения и увещания, если в моей комнате после вечернего отбоя вполголоса напевали ветреные песенки. Который стучал в дверь между нашими комнатами, если ему казалось, что тут происходит что-то уж очень легкомысленное. И что же? Сам комиссар носит в кармане его портрет и превращает ночь в день, пытаясь засадить его в тюрьму. — Рулофс удрученно покачал головой. — Зачем вы суете мне под нос эту фотографию?

— Затем, что вы несколько лет прожили бок о бок с ним и, мне кажется, можете рассказать, что это за личность. Вы часто общались друг с другом?

— Нет. Как я уже говорил, только по моим веселым вторникам. Я не люблю типов, которые мешают другим веселиться, и поэтому никогда не вдавался в его личные дела. То есть, может, я бы и заинтересовался им, если бы предки наградили его хоть мордой пооригинальнее. Но с такой невыразительной физиономией сутенера и наемного танцора скульптору делать нечего.

— Вы часто пользовались ходом через подвал?

— Еще бы! Если бы Фидлер не жмотничал с ключами от входной двери, было бы, конечно, гораздо удобней. В излишней застенчивости меня не упрекнешь, но не очень-то приятно, если тебя встречают с укоризненным выражением лица, когда поздновато возвращаешься домой.

— Другие постояльцы знают о вашем личном ходе?

— А как же! Но они никогда не выдавали меня Фидлеру. Однажды я разбудил чету Тонелли, когда в темноте не сразу нашел люк. Они живут прямо над ним. За завтраком мадам только подмигнула мне, но ничего не сказала. Агги Мейсон несколько раз участвовала в наших вечеринках. Так что тайна была известна и ей. Возможно, именно она открыла мой секрет Иверу, недаром под веселую руку он делал мне всякие намеки. Но, как я уже говорил, среди постояльцев царит добрый дух товарищества. Фидлер знать ничего не знал.

— А вы не замечали, чтобы другие следовали вашему примеру?

— Нет, но это не означает, что они не следовали. — Рулофс допил свой стакан и хотел налить еще.

— Как же происходили ваши ночные вылазки?

— Очень просто. Я говорил всем «спокойной ночи» и гасил свет у себя в комнате. Улучив подходящий момент, скатывался по винтовой лестнице — и на улицу. Здесь повсюду хорошие толстые ковры, и, соблюдая некоторую осторожность, можно пройти по всему дому, никого не побеспокоив. Шарниры крышки люка я всегда смазываю… Пока не было случая, чтобы кто- нибудь запер дверку изнутри, когда меня нет дома.

— И таким образом, во время вашего отсутствия взломщики имели прекрасную возможность проникать в дом.

— Чепуха! О существовании люка знали только поставщик горючего и его рабочие. Взломщик его никогда не найдет.

— Так и было… до сих пор! Кроме того, должен сказать, что вы недооцениваете преступников. Если им вздумается нанести визит в какой-нибудь дом, они тщательно изучат все возможности проникнуть внутрь. По вашей милости они смогли бы воспользоваться люком, даже не ломая крышки.

— Ну, вот вы уже и сердитесь…

Рулофс сделал неопределенный жест и допил свое виски. Он хотел налить себе еще, но Ван Хаутем положил ему на плечо руку.

— Идите ка лучше спать! К сожалению, придется просить Фидлера незамедлительно поставить на люк хороший замок, а ключи от него хранить в своем сейфе.