Интересовавшая кружок Корвин-Круковских статья Ткачева «Люди будущего и герои мещанства» написана по поводу романов Ф. Шпильгагена «Один в поле не воин», Дж. Элиот «Феликс Гольт — радикал», Ж. Занд «Леди Меркем» Н А. Лео «Возмутительный брак», в которых «затрагиваются интересы современной жизни», которые «рисуют… современного человека не только таким, каким он есть, но и каким он должен быть по понятиям мыслящего меньшинства». Напечатана статья в журнале «Дело» за 1868 год, в № 4 и 5. Интересовала также Ковалевских и Евреинову переводная работа Ткачева — книга Бехера «Рабочий вопрос в его современном значении и средства к его разрешению», за которую Ткачев был привлечен к суду.
Рабочий вопрос привлекал уже тогда внимание людей, вдумывавшихся в пути; развития русской экономической жизни. С середины шестидесятых годов стал сильно ускоряться рост русской индустрии. Вместе с тем росло число занятых в производстве рабочих. Жестокая эксплоатация последних вызвала стачки, обращавшие на себя внимание общества и беспокоившие правительство. Уже в 1859 году произошла сильная вспышка забастовочного движения среди рабочих, занятых на постройке железных дорог в разных местах России — в Поволжьи, в Крыму, в Петербургской губернии. Возникали они случайно, перебрасывались с одного строительного участка на другой и ликвидировались бесчеловечными массовыми наказаниями участников. Рабочих пороли розгами, рвали у них бороды, топтали ногами, расстреливали десятками. Изредка рабочие оказывали сопротивление, как, например, в Алтайском округе, где в 1869 году 39 человек заперлись в доме и отстреливались. Через год министр внутренних дел сообщал губернаторам о стачке рабочих на одном из самых обширных предприятий, на Невской бумагопрядильной фабрике близ Петербурга, и тревожно отмечал, что поводом к стачке было стремление рабочих вынудить хозяев увеличить заработную плату.
Интересовались рабочим вопросом и в кружке Ковалевских-Евреиновой. Анна Михайловна писала в 1868 году Ю. В. Лермонтовой о своем убеждении, что «только научно-экономическим путем возможно достичь переворота к лучшему. Неопровержимая аксиома политической экономии это, что единственный регулятор в определении богатства — труд. Последний находится в рабской зависимости от капитала, — честные научные люди поняли, что первая забота их должна заключаться в освобождении труда». Теперь это не оказало большого влияния на политическое и социальное мировоззрение Софьи Васильевны. Серьезнее интересовалась она социальным движением в начале восьмидесятых годов, когда лично познакомилась с Г. Фольмаром, П. Л. Лавровьм, М. В. Мендельсоном и другими деятелями революционного движения. Но и тогда эти вопросы не настолько глубоко захватили Ковалевскую, чтобы заставить ее отдать свои незаурядные силы и энергию на прямое и непосредственное служение трудящимся массам.
Юлия Всеволодовна Лермонтова (1848–1918), дочь директора московского кадетского корпуса, не обладала ни узостью феминистических взглядов своей двоюродной сестры Евреиновой, ни ее решимостью и отвагой. Это была одна из многочисленных помещичьих дочерей, увлекавшихся во второй половине шестидесятых годов изучением естественных наук. Добившись, при значительном содействии кружка Корвин-Круковских, разрешения родителей на поездку за границу, она училась в Геттингенском университете, получила там в 1874 году степень доктора химии, затем работала некоторое время в Петербурге у знаменитого химика А. М. Бутлерова.
Сохранилось письмо Бутлерова от 5 октября 1880 года к Ю. В. Лермонтовой, в котором он убеждает ее не бросать работы в химической лаборатории высших женских курсов, так как ее отказ «ставит нас в порядочное затруднение и несомненно компрометирует чувствительно успех дела… Ваш отказ я очень склонен считать способным превратиться в полную и совершенную разлуку с химией навсегда. Неужели оно так и будет?» Так и вышло на деле. Лермонтова не сумела отдаться целиком науке, как сделала С. В. Ковалевская, перед которой она преклонялась за это.
Софья Васильевна затратила зимою 1868–1869 года много энергии на освобождение Лермонтовой из родительской тюрьмы. Ездила даже для этого на три дня в Москву. Ее письма к Юлии Всеволодовне по этому поводу дают ценный материал для выявления общественно-политических взглядов Ковалевской — чрезвычайно пассивных, характерных для выходцев из крупнопомещичьей среды. Письма Ковалевской любопытны также отдельными «нигилистическими» штрихами, рисующими взаимоотношения отцов и детей конца шестидесятых годов.