Котовский

При отступлении Фома Сниковский всегда уходил последним. Он любил, замаскировавшись, выжидать приближения противника и открывать по нему стрельбу в упор. Этот пулеметчик не раз преграждал своим огнем дорогу польским частям.

Так было и на этот раз, когда на Фому Сниковского, скрытого в засаде, неожиданно налетели белополяки. Фома не растерялся и открыл по ним бешеный пулеметный огонь. Своей стрельбой он хотел предупредить полк, который в это время расположился на отдых, о приближении белополяков.

Смертельно раненный пулеметчик отстреливался до тех пор, пока не подоспели товарищи.

За несколько месяцев перед этим Сниковский вступил в коммунистическую партию. Ко времени своего ранения он был уже председателем партколлектива полка. Он знал, что в штабе бригады получена телеграмма о том, что завтра должен возвратиться Котовский. Вместе с другими пулеметчиками он, специально к приезду комбрига, отремонтировал пулеметные тачанки. И, умирая на руках друзей, он говорил о том, что хотел бы прожить еще несколько часов, чтобы дождаться приезда комбрига.

27 августа Котовский вернулся и вступил в командование бригадой. Бойцы радостно встретили своего командира. Но комбриг был грустен и задумчив. Он отсутствовал всего шесть недель, а сколько за это время погибло его лучших бойцов! Ивана Резниченко разорвало снарядом, Будник скончался в лазарете, Кониеско погиб от пули…

На похоронах пулеметчиков Котовский произнес речь. Глядя на лица погибших бойцов, он говорил о том, что «каждая капля пролитой крови в будущем превратится в лучезарные звезды завоеваний пролетариата», и о том, что грядущие поколения будут помнить таких коммунистов, как Фома Сниковекий…

В этот день комбриг побывал во всех эскадронах. Он смотрел на бойцов, оставшихся невредимыми, и, когда замечал тех, кто не сразу попался ему на глаза, громко выражал свою радость: — Жив!

— Жив, товарищ комбриг!

Котовский благодарил бойцов за их героизм, проявленный в последних жестоких боях, за то, что без него они дрались так же, как и с ним.

В этих последних боях котовцы понесли большие потери. Но, вместо погибших и раненых, в строй вступали новые бойцы, все время прибывавшие в бригаду.

Где бы ни дралась бригада, а пополнение она, как и прежде, получала из Тирасполя, где не прекращало свою работу вербовочное бюро. Туда по-прежнему стекались перебежчики из Бессарабии, юноши из Приднестровья, мечтавшие сражаться под командованием Григория Котовского.

В сентябре 1920 года работу по формированию новых пополнений проводили в Тирасполе и представители Одесского губкома КП(б)У. Любопытна телеграмма, полученная тогда в Одессе из Тирасполя: «Результаты формирования ничтожны. Причина: пребывание верббюро Котовского, выкачавшее шестьсот сознательных добровольцев»[37].

Котовский знакомился с новыми своими бойцами. Он проведал и своего Орлика, который оставался на попечении ветеринара. До сих пор у коня не зажили многочисленные раны на шее и на ногах. Ольга Петровна сама взялась за его лечение, обмывала ему раны, делала перевязки. Комбриг стоял в стороне и утешал Орлика: — Терпи, Орлик, терпи.

В награду за выдержку Котовский протягивал Орлику сливы. Конь ел сливы, выплевывая косточки.

* * *

Красная Армия отступала, но и отступая, она яростно и сильно била польских панов.

Отступая, котовцы пополняли боевые запасы своей бригады. Они захватили у белополяков несколько батарей, пулеметов и немало снаряжения.

В одном из своих донесений Котовский писал: «Задержал пехоту… Повернув ее на противника, я пустил в обход слева кавалерию, открыл ураганный огонь с конной батареи, и через минуту противник повернул назад и начал в панике бежать, бросая снаряжение, обмундирование»[38].

Вместе с котовцами стрелки бросались в штыковую атаку.

Во время отступления, в трудные моменты, в пехотных частях командиры пускались на хитрость. Они говорили бойцам, что им на помощь идет Котовский. И это вызывало подъем у бойцов. В самые тяжелые минуты, когда комбриг видел, что даже проверенные люди начинали нервничать, сам он, наоборот, становился еще более спокойным.

Однажды, во время отступления, когда враги наседали со всех сторон, Котовский в сарае, двери которого были открыты настежь, занимался утренней гимнастикой.

Через село в это время поспешно проходили отступавшие пехотинцы. Вслед за ними пронеслись вскачь и всадники.

Котовский же, как ни в чем не бывало, продолжал делать гимнастику. Один из командиров торопил его:

— Товарищ комбриг, гимнастику сделаете потом!

— Ничего, пусть подождут, — отвечал Котовский, продолжая размахивать гирями.

— Мы погибнем.

— Пока я не кончу, ничего не случится.

Одевшись, он вышел из сарая и спокойно пошел по селу, держа в одной руке обнаженную шашку, в другой — револьвер. Он пропустил мимо себя скачущий взвод, сел на подведенного коня и выехал на окраину села, где бригада уже была в сборе. Котовский поправил шапку на затылке, посмотрел с укором на торопивших его командиров и скомандовал: — А ну, братва, теперь за мной!