Котнэппинг

Ники получил восемь миллионов вполне законной зелени в наследство от бабки, владелицы зеленной лавки в Венеции (той, что в Калифорнии). Ну, и вложил этот немаленький куш в реконструкцию заброшенного отеля, превратив его в конфетку, которой вполне мог бы стать весь Лас-Вегас, если бы только у каждого отеля в городе хватило ума нанять сладкую куколку вроде Вэн фон Райн управлять кабаком.

Эта куколка размером с рюмку, вдобавок, управилась с самим Ники, женив его на себе, — и в этом причина моего нынешнего разочарования. Союз, выгодный для отеля, произвел на свет потомство. В “Хрустальном фениксе”, бессонном царстве покерных столов с высокими ставками, царстве блеска, сияния, бесплатной еды, теперь слышался топот маленьких розовых пяток.

А ведь были времена, когда единственные розовые пятки — мои! — принимались с распростертыми объятиями везде, от раздевалки хористок до хозяйского пентхауса.

Тем не менее, теперь этот вторженец, не имеющий ни единого достоинства, кроме сомнительной способности орать по ночам, точно гарем очумевших от страсти сиамских кошек, сделался центром всеобщего сюсюканья, от которого у меня мороз по коже.

Я выразил свое неудовольствие, сбежав подальше из ставшего враждебным дома, и направил стопы в Конференц-центр. В местной газетенке сообщалось, что в нем проходит ярмарка ААК — Американской Ассоциации Книготорговцев. Я намеревался пошарить там в паре киосков, поскольку всегда был книголюбом, сколонным подремать над увесистым томом — включая собрание сочинений Динькинса. Ничего не может быть лучше, чем уютно устроиться на хорошей книжке. Я даже лично знаком с парочкой литераторов, самый знаменитый из которых, — не считая Главного Придурка[6], чьи мемуары довольно неплохо продаются выше по реке, — мой упертый приятель Арчи[7]. Его ежевечерний цокот по клавишам пишущей машинки (Арчи несколько старомоден) доставляет мне массу удовольствия и приносит ему хороший доход.

Короче, я решил расширить свой кругозор, что довольно сложно в Лас-Вегасе, который сам похож на кругозор, и намылил пятки в сторону Конференц-центра. Я планировал обследовать задний двор, который обычно пуст в полуночный час, если не считать нескольких местных кошек, рыщущих по помойкам в поисках лакомых кусочков. Даже в Вегасе теперь полно этих бомжей, впридачу к нашим обычным проигравшимся до нитки нищебродам.

Есть тысяча способов проникнуть в запертое помещение, особенно если ты незаметен в ночи, ловок и жилист, и Полуночник Луи знает их все. Вскоре я уже пробирался по лабиринту стендов, поглядывая на груды книг, постеров и пластиковых пакетов, украшенных картинками всех мастей. Рассеянно порыскал по стенду “Бэйкера энд Тейлора”[8], где, как я понял, выставлялись две знаменитых особи семейства кошачьих. Похоже, любая живая струя на книжной ярмарке заслуживает освещения в прессе: эта парочка заполонила все газеты, поскольку являлась, так сказать, официальными “библиотечными котами” в маленьком городке на Западе. Судя по их фото на кофейных кружках, Бэйкер был бело-серый кошак не пойми какой породы, и Тейлор такой же. Не вижу смысла распространяться про конфигурацию их ушей, придающую им вечно хмурый вид. Что касается хвостов, про них я вообще промолчу, поскольку всегда был джентльменом. Тем не менее, звездный кот — тем более два — это то, на что стоит посмотреть. Не так уж много их было со времен Рубарба[9], давно покойного красавчика, распятого киношной славой.

Оставаться у “Бэйкера энд Тейлора” на ночь не было смысла: их стенд не мог предложить ничего, кроме пустых компьютерных стульев и скользких каталогов. Я все обнюхал и уже собирался убраться оттуда — наверное, я был единственным в истории существом, покинувшим ярмарку ААК без книги в подарок, — когда мой неугомонный нос учуял страшную правду: затхлая атмосфера указывала на то, что в этом месте кто-то сдох.

Я сунулся за шторы, вскарабкался на эверест помятых коробок, разгреб несколько пустых бумажных стаканчиков и вылизанных дочиста оберток от бигмаков и очутился нос к носу с белым мужчиной возраста около шестидесяти лет, в очках толщиной с линзы от телескопа обсерватории в Маунт-Паломаре — и таких же отныне бесполезных в земной жизни.

Он лежал навзничь среди миазмов и был мертвее, чем аудитория стиптизерши в “Лэйс энд Ласт” в даунтауне в понедельник после обеда.

Я порысил в обход, чтобы взглянуть на номер стенда. Стенд сам по себе был — не ошибешься: разукрашенный фотографиями разнообразных тел в точно такой же, если не более впечатляющей, кондиции перманетного паралича, как найденный мной труп. Там были также изображения разного зловещего инструментария, вроде инъекционных иголок с каплющей кровью и гравированных серебряных скальпелей, которые выглядели достаточно убийственно для того, чтобы Лиззи Борден[10], будь она жива и здорова, могла пустить их в ход для своей незаконной медицинской практики.