Котировка страсти, или Любовь в формате рыночных отношений

Хныканье перешло в настоящий плач.

Константин с трудом заставил себя сесть и только потом открыл глаза. Обернулся посмотреть, проснулась ли Карина, и с удивлением увидел, что жены рядом нет. Это заставило его быстро стряхнуть с себя остатки сна и выйти в коридор.

Бред, конечно, никто из его партнеров или знакомых не вставал по ночам к плачущим детям. И жены их не вставали. Для этого и существовали те самые няньки и экономы, в конце концов. Каждый должен был заниматься своим делом, а как тут можно решать какие-то вопросы бизнеса, если ночь не спал? Так и не заметишь, как ошибешься в контракте на пару миллионов долларов. И Константин не думал, что будет бегать по ночам в детскую, как бы сильно он не хотел детей, и как бы тем не радовался.

Это все Никольский был виноват. Из-за Бориса началась вся эта кутерьма и неразбериха. Когда Карина была еще на восьмом месяце беременности, Костя чуть не уснул за завтраком. И Борис, как начальник охраны, вместе с женой живший в соседнем коттедже, искренне посмеиваясь над боссом, поинтересовался, что ж это ему ночью то не спалось? Не задумавшись, Соболев честно признался, что полночи не спал — прислушивался к слишком активной «толкотне» в животе жены. Причем сама она — спокойно спала. А он — не мог. Боялся, что начнутся роды.

Врачи запретили Карине рожать самостоятельно, хоть она и уверяла и его, и докторов, что вполне в состоянии вытерпеть родовую боль. Дело было не в этом. При полном обследовании Карины на шестом месяце беременности, врачи выявили у нее повышенное внутричерепное давление, возникшее, как они после предположили, поговорив с Костей, из-за многократных черепно-мозговых травм. Да и от последнего сотрясения мозга, после той ночи с Шамалко, прошло меньше года. Как понял Константин, это могло привести к тяжелым осложнениям во время родов. Потому врачи решили планово готовить Карину к кесаревому сечению, которое собирались провести за две недели до предполагаемого срока естественных родов. И чем ближе была эта дата, тем больше сходил с ума Константин, до ужаса опасаясь, что у жены роды могут начаться преждевременно.

Выслушав его, Никольский отмахнулся, и заявил, что это все «цветочки». Вот с появлением детей — ночи, и правда, становятся бессонными. Но, разумеется, Соболеву «не грозит» это прочувствовать на себе. Да и не подготовлен он к такому…

Ясное дело, Костя не согласился… и, короче, они с Борисом поспорили. Карина об этом не знала, чему Соболев тихо радовался, потому что иногда сам себя считал идиотом. Надо же было додуматься отстаивать право не спать по ночам?!

Тем не мене — он не хитрил, и честно вставал, опережая нянек. И сейчас, спустя три недели после того, как у него появились дети, даже втянулся и кайфовал от этого… Ну, почти.

Собственно, еще в операционной, где Карине делали кесарево, он понял, что и сам не откажется от такой привилегии. Потому что, когда ему дали в руки его детей, когда он с настоящим страхом и трепетом прижал к себе эти маленькие, хрупкие создания, когда показал их детей Карине, которая находилась в сознании, хоть и на операционном столе — ощутил внутри нечто непередаваемое. Такое огромное и щемящее, что вполне понял, отчего Карина вдруг зарыдала. Сам он, разумеется, и не думал плакать. Просто у него началось раздражение на антисептик какой-то, вот и глаза зачесались. И он поспешил спрятать это ото всех, даже от жены, прижав детей к себе.

Соболев резко остановился на пороге детской, позабыв о воспоминаниях, вдруг поняв, что дальше и шагу не сделает.

Плакала Софья. Их дочка.

На втором УЗИ, проведенном уже в Майями, врачи обрадовали Соболевых, сообщив, что у них нечастый случай разнополой двойни. Сын и дочь.

Сказать по правде, Соболев был дико рад. Даже больше, наверное, чем когда, вообще, узнал о двойне. Он не был уверен, что найдет в себе силы уговорить жену на еще одну беременность, если у них родятся две девочки. А тут — такая удача, можно сказать.

Карина тоже обрадовалась новости. Точнее тому, что не оба ребенка — женского пола.

Даже смерть Картова не смогла до конца исцелить ее от всех страхов. И как не старался Валентин, побороть это к родам им не удалось.

Нет, Карина не отвергала дочку. Она не отрицала факта ее существования, кормила ее, лично настояв, что будет выкармливать грудью обоих детей столько, насколько хватит сил ее организма. И делала это, хоть тех, учитывая аппетиты ребятни, и приходилось докармливать смесями. Карина даже участвовала в выборе имени для дочери, и это она настояла на окончательном варианте. И все-таки, она словно отстранялась от нее.

Карина никогда самостоятельно не брала ее на руки, не спешила к ней, если дочка начинала плакать, и не стояла у кроватки, улыбаясь или корча смешные рожицы, когда думала, что ее никто не видит. Все это доставалось Артему, их старшему ребенку, сыну.