Котильон

— Я бы не смогла, лучше умереть!

— Правда?! Но знаете ли, мисс Чаринг, наши обстоятельства настолько различны! За вами все преимущества значительного состояния…

— Уверяю вас, нет! Я целиком завишу от щедрости моего опекуна и не преувеличу, если скажу, что у меня нет ни гроша за душой!

— Но опекун ваш богат, не так ли? А у моей мамы ничего нет, и у меня три сестры! — воскликнула мисс Броти, — Мне нужно выйти замуж. Что будет, если маме придется везти меня снова домой, напрасно потратив все деньги!

Она так испугалась, что Китти поспешила ее заверить:

— Конечно, вы выйдете замуж, и за человека, которого сможете уважать. Господи, и не говорите мне, что у вас нет поклонников! Каждый, кто вас увидит, влюбится, потому что вы прелестнейшая девушка в Лондоне!

Оливия покраснела и отвернулась:

— Не стоит, право. Мной иногда восхищаются, но… но никто не собирается делать мне предложение! В моем положении… у моих кузин такие вольные манеры!.. Я даже столкнулась с чувством собственника в том… кого почитала таким благородным!

— Я знаю, о чем вы говорите, — глубокомысленно заметила Китти, в счастливом неведении, о чем действительно идет речь. — Вас иногда приглашают в общество и относятся с великосветской наглостью, с чем я уже сталкивалась в Лондоне и вовсе не считаю этот тон великосветским! — И добавила: — Простите, но мне показалось, что вам не очень-то приятно было встретиться с мистером Веструдером на Беркли-сквер. Если он показался невежлив, когда вы последний раз виделись с ним, то не потому, что желал вас оскорбить! Он часто бывает заносчив, и леди Букхэвен вечно бранит его, утверждая, что он специально злит людей, не делая между ними различий.

— О Господи, да что вы! — прошептала мисс Броти. — Я и не думала… Такой известный человек! Его манеры и обращение так… — Она окончательно сконфузилась и перевела разговор на лиловые крокусы.

Отсвет правды впервые забрезжил для мисс Чаринг. Очевидно, что мисс Броти не осталась равнодушной к достоинствам мистера Веструдера. Ее это совсем не удивило, напротив, показалось бы странным, если бы леди могла провести в обществе мистера Веструдера пять минут и не увлечься им. Она уже достаточно прожила в Лондоне, чтобы признать правоту тех, кто называл его страшным повесой, но в глубине души соглашалась с другими, которые утверждали, что это только прибавляло ему очарования. Но, думала она, пожалуй, несправедливо обвинять его одного, потому что леди буквально вешались ему на шею, чем и поощряли к дурным поступкам. Несмотря на деревенскую неискушенность, у Китти хватило разума, чтобы понять, что он никогда не женится в ущерб себе. Никто лучше ее не знал, какие опустошительные бури он мог производить в женской груди, было бы ужасно, если бы он разбил нежное сердечко Оливии.

— Фредди, то есть мистер Станден, — заметила она по наитию, — называет его первоклассным щеголем! А я — как недавно ему призналась — кумиром любой школьницы! Вы знаете, мы росли как брат и сестра, я знаю его всю жизнь!

— Да, я догадалась, когда он вошел, — признала Оливия, все еще любуясь крокусами, — но прежде я об этом родстве не слышала.

— В действительности никакого родства нет, — перебила ее Китти, — я называю всех внучатых племянников моего опекуна кузенами! Да, прелестный блик света! В другой раз мы увидим их в полном цвету, но мы окончательно закоченеем, если будем и дальше стоять на холодном ветру!

Они медленно шли по тропинке, которая вывела их к променаду возле проезжей части. Не прошло и нескольких минут, как мисс Броти прошептала:

— Сэр Генри Госфорд! Умоляю вас, мисс Чаринг, не бросайте меня!

Не имея ни малейшего желания скрываться и совершенно незнакомая с тактикой ее кузин, многочисленных мисс Скортон, Китти намеревалась уже успокоить ее, но не успела: поношенный красавец, мистер Генри Госфорд, уже снял шляпу и раскланивался.

— Венера и ее спутница-нимфа! — пропел он в умилении.

Непроизвольный смешок привлек его внимание к «спутнице-нимфе». Он навел на нее лорнет, но тотчас же опустил под чистым взглядом широко открытых глаз мисс Чаринг. Она смерила его сверху вниз: от лихо заломленной бобровой шапки до носков ярко начищенных ботинок — снисходительно, хотя и критически. На какой-то ужасный момент ему показалось, что она знает все о его корсете, о том, что каштановый цвет завитых и напомаженных локонов следует скорее отнести на счет усилий его парикмахера. От волнения он даже прослушал сделанное скороговоркой представление мисс Броти. Но вскоре самодовольство взяло верх, и он решил, что взор «спутницы» может искриться смехом исключительно от восхищения таким законченным гулякой с Бонд-стрит. Старый ловелас благосклонно кивнул ей и улыбнулся ровно настолько, чтобы не потревожить грим, который искусно скрывал морщины, и обратился к мисс Броти.

— Прекрасная пастушка! — сказал он. — Вам мало того, что вы приносите весну: все красавицы отброшены в тень, клянусь!

— Это не совсем так, сэр, — отозвалась начитанная мисс Чаринг. — «Чтобы посмеяться с пастушкой в тени», а это совсем не желательно.