Котильон

В разгар спора на столь деликатную тему доложили о приходе врача. Наскоро поручив Китти вниманию дочери, мать поспешила наверх, намереваясь просить достойного медика выписать новые рецепты и тревожась, что неблагоприятные симптомы требуют консультации с сэром Генри Хафордом. А так как молодой баронет с пятнистой, как у угря, спиной был на ножах с семейным доктором, только начинающим практиковать, не стоило ждать, что миледи вернется в обозримом будущем. Мег, столь же добродушная, как ее брат и мать, относилась любезно ко всякому, кто нуждался в ее дружеской поддержке. Будь Китти даже сногсшибательной блондинкой, она и тогда не оттолкнула бы ее, но нельзя отрицать: открытие, что мисс Чаринг — брюнетка, немедленно настроило леди Букхэвен в ее пользу. Обе были миниатюрными женщинами, правда Китти отличали более ярко выраженные формы, чем Мег, создание воздушное и эфирное. Последний комплимент пустил в оборот один из ее обожателей, и с тех пор она старалась ему соответствовать: укладывала пушистые локоны «а-ля Мейизе», носила платья из воздушных материй и усвоила манеру порхающей неугомонности, которой была, впрочем, обязана еще более эфирному образцу в лице леди Каролины Лэмб.

Как дебютантка на рауте жизни, она не отличалась чем-то особенно примечательным, поскольку встречались девицы и покрасивее, к тому же чувство благопристойности, свойственное ее матери, не позволяло развернуться ее природной живости. Но она сделала блестящую партию и быстро обнаружила, что положение замужней женщины как раз соответствует ее наклонностям. Выйдя за состоятельного лорда, значительно ее старше, Мег поняла, что светский тон гораздо большее может предложить чертовски привлекательной молодой матроне, чем она подозревала, будучи скромной мисс Станден. Муж самозабвенно любил ее, у нее появилось столько денег «на булавки», сколько она позволяла себе потратить, ее сразу окружил целый рой поклонников, слишком осторожных, чтобы оказывать явные знаки внимания незамужним девицам.

Мег по-своему привязалась к мужу, и его отъезд заставил ее три ночи подряд засыпать в слезах, но, непостоянная по натуре, она вскоре воспряла от своего уныния и ходила в отчаяние теперь только при мысли оставить из-за беременности свет в самый разгар лондонского сезона и жить со свекровью.

Большая часть всех этих проблем вылилась на голову Китти, но так как Мег отличала еще меньшая последовательность, чем ее мать, то Китти с большим трудом уследила за предметом беседы. Правда, появление Фредди на Маунт-стрит положило конец болтовне. Он заявил, что вынужден будет контролировать ситуацию, раз без него леди не могут условиться между собой, и был настолько суров с обеими дамами, что вызвал хихиканье и той и другой, причем Мег объявила, что он ведет себя не как влюбленный. Покраснев до корней волос, Фредди запечатлел целомудренное приветствие на щеке Китти, шепнув виновато:

— Забыл!

К счастью, Мег оказалась так занята своими размышлениями, что не обратила внимания на его странное признание.

— Никто не должен видеть Китти, пока она не одета, — заключила Мег, с чем мисс Чаринг от души согласилась.

Показывая леди Букхэвен восхитительное платье лилового шелка на картинке, которую выискала в одном из номеров «La belle Assemblee», Китти вызвала ее оживленные протесты: Мег утверждала, что светлая терракота больше подойдет ее новой подруге. Обсуждение современных направлений в моде прервал отъезд Фредди: по счастью, вспомнив, что у него встреча на другом конце города, он удалился. Поскольку доктор уже ушел, Китти отправилась искать хозяйку дома, чтобы попрощаться и поблагодарить за гостеприимство. Леди Легервуд сердечно ее обняла и подарила красивую шаль нориджского шелка, которую она ни разу не надевала, но стоившую ее мужу в свое время ровно шестьдесят фунтов, и обещала, как только у нее будет время, найти более достойный подарок в честь ее помолвки. Китти, чрезвычайно смущенная, могла быть только благодарна судьбе за то, что в ближайшее время, судя по всему, у леди Легервуд не появится досуга.

Мег увезла ее в изящной коляске, которую Китти назвала ландолетом, причем тут же получила первый урок. Ее коляска, по словам Мег, — первый крик моды, а ландолет, по непостижимым причинам, — старинный экипаж для дряхлых старух.

— Запомню, — пообещала Китти. — Мне так много нужно всего выучить. Я никогда не была в Лондоне, но приспособлюсь!

— О, ты сразу освоишься! — заверила Мег и прибавила наивно: — Особенно если будешь держаться меня, потому что я — высший класс!

— Я уже поняла, — согласилась Китти вполне искренне.

Глава 8