Котильон

— Боже мой, Фредди, да все что угодно! По крайней мере, согласись, гораздо больше, чем случается со мною в Арнсайде!

— Безусловно, — грубовато ответил Фредди. — Это-то меня и беспокоит. Чем больше я с тобой говорю, тем более убеждаюсь в собственной дурости: зачем я дал себя втянуть в столь рискованную игру! Ты выкинешь очередную шутку, а я буду краснеть!

— Нет, нет, не стану! — уверяла Китти, глядя «жениху» в глаза. — Обещаю, я ничего не сделаю, что бы тебе не понравилось!

— Я почти уверен, Кит, что ты куда-нибудь вляпаешься! — возразил Фредди, ужаснувшись. — Я же не юбочник, предупредил тебя с самого начала!

— Конечно нет! Ты забываешь, что твоя мама будет вывозить меня. Тебе не о чем тревожиться!

Мощный инстинкт самосохранения подсказал ему вопрос:

— Скажи мне, у тебя есть план, о котором я ничего не знаю?

— Да, — ответила Китти по-прежнему искренне, — есть. — Она поймала его затравленный взгляд и дотронулась до руки. — Но ничего, что тебе бы не понравилось! — повторила она. — Даю слово, Фредди. — Заметив, что не достигла цели, она упрекнула: — Фредди, неужели ты мне не веришь? Я же дала тебе слово!

— Дело не в том, что я тебе не верю, Кит, — мрачно пояснил он. — Просто дьявольски сомневаюсь. Разве ты знаешь, что мне не нравится? Господи, если бы я оказался подальше от всего этого!

Теперь настала ее очередь перемениться в лице.

— Ох, не хочешь ли ты сказать, что отказываешься? — протянула она.

— Нет, — возразил уязвленный Фредди. — Никогда в жизни не увиливал! Орел или решка, дорогая моя девочка, орел или решка. Просто жалею, что крикнул: орел! В следующий раз, когда я увижу этого проклятого плута трактирщика…

— Плакли? — смущенно спросила Китти.

— Точно, — кивнул Фредди, помрачнев. — Чаша пуншу. В жизни ее не заказывал! Не стоило его пить, да и тебе давать тоже! Что толку теперь каяться: должно быть, мы оба были под мухой.

С этой точки зрения Китти не удалось его сдвинуть, и она направила свою энергию на то, чтобы его успокоить.

Уже вечерело, когда карета подъехала к лондонскому предместью, но для широко открытых, восторженных глаз Китти было еще достаточно светло, чтобы различить портшез, который несли два дюжих носильщика; фонарщика, взобравшегося на свою лестницу; человека с лотком горячих пирогов на голове; уличного мальчишку, расчищающего проход для дородного пожилого джентльмена в сюртуке и галифе; тележки, кареты и экипажи в огромном количестве; обворожительные предметы туалета, ярко освещенные в витринах; пройдох ливрейных лакеев, ленивой походкой отправляющихся по делам своих хозяев; нищих, следующих по пятам с протянутой рукой за каждым доброжелательным на вид прохожим, и, когда карета въехала в более фешенебельный район города, — внушительные особняки по красной линии улицы, с факелами, то здесь, то там уже горящими перед входом…

Все было странно для Китти, и все чудесно. Она поминутно просила Фредди называть ей то или иное здание, которое выплывало из надвигающихся сумерек, или определить профессию человека в алом мундире и голубых брюках, ее так поразили новые виды и звуки, что Фредди старался полностью удовлетворить ее любопытство. Но если он мог указать ей констеблей, почтальонов и мальчишек-посыльных и снабдить ее занимательными сведениями, например, что почти все носильщики портшезов — ирландцы, или что невообразимый крик, который заставил ее подскочить на месте, издает кучер почтовой кареты, предупреждающий пассажиров наверху пригнуться под аркой гостиницы, — то он не весьма был осведомлен о различных огромных зданиях, которые привлекали ее внимание. Он объяснил, что не очень-то знаком с Сити, и обещал показать все достопримечательности немного западнее. Правда, когда карета въехала в благородную часть города, стало почти темно, а шум и суета вокруг совсем оглушили Китти, и она только щурилась, когда перед ее утомленным взглядом проплывали цепочки тысяч мерцающих огней.

Наконец карета свернула в сравнительно тихую Маунт-стрит, и только тут Фредди сообразил, что его родители сейчас готовятся к званому обеду. Он не поделился своими опасениями со спутницей, но, не обнаружив никаких признаков грядущего гостеприимства у одного из высоких домов, где остановилась карета, испытал чувство облегчения. Равно как тогда, когда узнал от швейцара, что милорд и миледи не собирались выезжать сегодня. Через десять минут, оставив съежившуюся от холода мисс Чаринг отогревать закоченевшие ноги в одной из гостиных первого этажа, он обнаружил причины этого отступления от традиции.

Свою мать Фредди нашел в гардеробной, лежащей навзничь на софе, с шалью на коленях и платком, смоченным ароматической солью, в руке. Она уже успела снять чепец, и тщательно завитые локоны ее свисали в значительном беспорядке.