Котики и кошечки

– Что ж, спасибо, что подвез, – улыбнулась Таня. – Ты иди, Игорь, не жди меня.

Он покачал головой.

– Мне кажется, Марс понял, что ты уезжаешь насовсем, – сказал он, – никогда такого не было, чтобы он все утро терся об наши ноги и мурлыкал. Если бы ты его не покормила, можно было бы решить, что он так намекает, что хочет есть.

– Игорь, он никогда не трется об ноги, когда голодный. Если ему надо выпросить еду, то он наскакивает и обнимает за ногу лапами.

– Все-таки надо было отдать его тебе…

– Что уж теперь… Но ты обещай присылать мне фотки Масика, ладно?

Очередь двигалась, и когда перед Таней осталось три человека, Игорь обнял ее. Жена отстранилась с грустной улыбкой:

– Мы больше не обязаны целоваться.

Он снова обнял жену и, положив ладонь на ее темя, пригнул ее голову к себе на грудь. Так и стояли, пока не подошла очередь Татьяны.

Подавая девушке паспорт, Татьяна отвернулась от Игоря.

Он постоял, посмотрел, как она, не оглядываясь, идет на предполетный досмотр, и вышел из здания аэропорта.

Увидел знакомого капитана и стрельнул сигаретку, несмотря на то что не курил уже очень давно.

Было такое чувство, словно ему ввели новокаин перед тем, как удалить зуб. Десна онемела, и хоть ясно, что сейчас будет больно, а потом еще больнее, но изменить уже ничего нельзя.

В три глубокие затяжки покончив с сигаретой, он пошел к решетке, ограничивающей летное поле. На площадке рядами стояли самолеты, два огромных аэробуса, несколько маленьких машин местных авиалиний и вертолет с покосившимся винтом. За ними уходила вдаль взлетно-посадочная полоса, и казалось, она упирается прямо в белоснежную, словно сахарную, горную гряду, хотя Игорь знал, что горы гораздо дальше, чем кажется. По правую руку Игоря располагалась маленькая часовня, со стенами такими же белыми, как горный снег, а золотой купол ее сиял под лучами солнца, и Игорь подумал, как несправедливо, что сегодня выдался такой погожий денек.

Он приблизил лицо к прутьям решетки и напряг зрение, надеясь увидеть, как жена идет к самолету. Но солнце било в глаза, и нельзя было разобрать, какая из далеких фигурок принадлежит ей. Злой женский голос что-то выкрикивал по радио, но Игорь не слушал.

Ему надо было понять, как жить, когда никто не ждет.

– Игорь. – Жена подошла и нерешительно тронула его за локоть. – Хорошо, что ты еще не уехал.

– Ты как здесь…

– Я сбежала, так что скорее вези меня домой…

– А, да-да, поехали.

Они быстрым шагом двинулись к машине.

– Я просто подумала, – сказала жена, пока он заводил мотор, – что не могу оставить Масика на произвол судьбы. Не то чтобы я тебе не доверяла, но просто как я без него?

– Вот именно, – мрачно сказал Игорь, выруливая со стоянки.

Он крепко стиснул зубы и вздохнул облегченно, только когда миновали шлагбаум. Пока они на территории аэропорта, жену могут отобрать у него и посадить в самолет насильно, казалось ему.

– Он привык к определенному образу жизни, и я просто не имею права его этого лишать.

– Не имеешь. Господи, Танюха! Я так рад!

Теперь жена села рядом с ним, и Игорь с чувством сжал ее коленку.

На глаза навернулись слезы, но, наверное, это от того, что он долго простоял на морозе.

– Чемодан улетел, – заметила жена в пространство.

– Ну и ладно. Начнем все с чистого листа.

Жена улыбнулась:

– Ничего не изменится, Игорь. Никакого чистого листа нам никто не даст. Но мы можем не ставить точку посреди предложения.

Владимир Качан Джульетта и неверный Ромео

У нас в доме жили собака Реми и кот Сёма. Реми была немецкой овчаркой с пугающей родословной, которая должна была вызывать по меньшей мере большое уважение. Порода незаменимая, как известно, во всех концлагерях, но это, знаете ли, как воспитать это грозное животное. Овчарка однажды серьезно заболела, да так, что потребовалась операция. Перед операцией собака старательно делала вид, что она абсолютно здорова, – совсем как некоторые люди, у которых перед кабинетом стоматолога неожиданно перестает болеть зуб. Реми вообще имела характер комнатной болонки: она была нежна, пуглива и ласкова. Многие собаки любят, как известно, целоваться, то есть по-собачьи – лизаться. Нашу в области поцелуев мог победить разве что Леонид Ильич Брежнев. Еще она очень любила воду – купаться и плавать, а еще мою жену Люду, которая чаще всех ее выводила гулять. Но все-таки на первом месте в любви у нее был… кот Сёма! Это была не просто любовь, а что-то вроде «не могу жить без»!

О Сёме нужно сказать особо. Первое время, когда он у нас появился, его долго принимали за кошечку, так как он был трехцветным. Все продолжалось до тех пор, пока у лежащей на кухне кошечки не обнаружилось кое-что! Она (как мы были уверены и потому звали Мусей) в тот день лежала на кухне, на диванчике, растопырив лапы. А между ними вдруг выступило то, чего у кошечки Муси не могло быть по определению. Жена повезла ее – или уже можно сказать его – в ветеринарную клинику, поскольку не могла в эту новую правду поверить.