Котенок. Книга 1

Смотрел на бледное, будто слегка выцветшее на солнце лицо девчонки. Рассматривал «холодные» голубые глаза, присыпанные веснушками нос и скулы, подборок с ямочкой, белую полосу шрама на правой брови. Взглянул на собранные в «конский» хвост густые насыщенно рыжие волосы (с оранжево коричневыми нотками). Прошёлся взглядом по короткой болоньевой куртке, из-под которой выглядывало коричневое школьное платье. Посмотрел на голые порозовевшие от холода коленки и на туфли-лодочки. Отметил, что Волкова вовсе и не «страшненькая», как я считал тогда – в школьные годы. Должно быть, со временем мои понятия о женской красоте изменились. «Или я с возрастом поумнел».

Девчонка гипнотизировала меня взглядом.

Я охотно поддался на гипноз: замер, молчал.

– Здоровались уже, Крылов, – произнесла Алина.

Говорила она тихо и словно нехотя – с лёгкой хрипотцой в голосе.

– Вот, держи, – сказала Волкова.

Протянула мне небольшой чемодан с блестящими серебристыми «защёлками». «Память» опознала в нём мой школьный «дипломат».

– Снежка велела тебе отнести, – сказала Алина.

Она устало вздохнула – будто намекнула, что не обрадовалась этой просьбе.

«Снежка – Галина Николаевна Снежная, – подсказала мне „память“. – Наша классная руководительница. Приняла наш класс в прошлом году. Ведёт уроки литературы. Жена директора школы».

Глаза Алины блеснули подобно двум льдинкам.

Девчонка тряхнула дипломатом (внутри того громыхнуло, словно в погремушке).

– Бери, чего смотришь?! – сказала Волкова.

Я вспомнил, что ушёл сегодня из школы с пустыми руками. «Память» услужливо подсказала, что явился я туда «утром» с вот этим самым коричневым дипломатом («голландским» из «настоящей кожи»), подаренным мне полгода назад родителями в честь получения паспорта. Дипломат я оставил «сегодня» в кабинете русского языка и литературы, откуда ушёл посреди урока. Буркнул преградившей мне путь к выходу женщине грозное «отвали». Тогда я не понимал, что происходит. Впрочем, мало в чём разобрался до сих пор. Только теперь я «сообразил», что забыл в школе не только дипломат с тетрадями и учебниками – ушёл и без уличной одежды, которую утром повесил в школьном гардеробе.

«Я позабыл в школе одежду – сюрреализм какой-то… или бред сумасшедшего», – подумал я.

Послушно перехватил у Волковой холодную ручку дипломата.

Спросил:

– А куртка где?

Алина нахмурилась – шрам на её правой брови стал тоньше.

– Что? – переспросила девчонка.

– Я куртку в школе оставил.

– И что с того?

Я не заметил в глазах Волковой ни иронию, ни насмешку.

Махнул рукой.

– Ладно, – сказал я. – Забей. Одежду завтра сам заберу. После уроков.

Мысленно повторил: «После уроков…»

Фразочка показалась мне нелепой.

Я покачал головой.

– Спасибо за чемодан, Волкова.

Встряхнул дипломатом.

Алина повела плечом.

– Снежке спасибо скажешь, – ответила девчонка. – Это она меня попросила.

«Снежке…»

– Обязательно скажу, – пообещал я.

Волкова вздохнула.

– Зря ты ей сегодня нагрубил, – сказала девчонка. – Галочка на тебя обиделась.

Говорила она тихо, без заметных эмоций.

Я пожал плечами.

– Переживёт.

– Переживёт, – согласилась Волкова.

Кивнула.

– Снежка переживает за тебя, Иван, – сказала Алина. – Спрашивала у меня, что с тобой случилось.

Уголки её губ дрогнули, будто Волкова попыталась улыбнуться (безуспешно).

– А я разве знаю? – сказала Алина.

Девица покачала головой.

– Странный ты сегодня, Крылов, – сказала она. – С урока-то ты зачем ушёл?

Я развёл руками.

– Устал.

Громыхнул содержимым дипломата.

Девчонка хмыкнула.

– Устал он…

Выдержала паузу и добавила:

– Бывает.

Мне почудилось, что девица повеселела – Алина будто сбросила с плеч тяжкий груз.

– Ну… тогда я пошла, – сообщила она. – Счастливо оставаться, Крылов!

– И тебе не хворать, Волкова, – произнёс я.

Алина резво развернулась – махнула похожими на лисий хвост волосами, застучала каблуками по ступеням.

Я проводил её взглядом. Прикрыл дверь и вновь подошёл к висевшему на стене в прихожей ромбовидному настенному зеркалу. Заметил на стеклянной поверхности несколько блестящих наклеек. Но не разглядывал их. Сосредоточил внимание на взъерошенном пареньке в больших уродливых очках. Тот смотрел на меня из зеркала настороженно (будто тоже не верил, что является моим отражением), устало. Я поправил средним пальцем широкий пластмассовый «мост», придвинул его к переносице. Круглолицый очкарик проделал то же действие: поправил очки. Или он показал мне неприличный жест? Я покачал головой (и моё отражение проделало то же самое).

«Настоящий ботаник, – подумал я. – Неужто я таким и был?»