Котёл колдуна

"Неужели землетрясение?" - подумал он первое, что пришло на ум, с удивлением заметив, как задрожал воздух между соснами, словно горячие испарения поднимались там, искажая перспективу.

Его лицо и руки, не защищенные одеждой, почувствовали сухой нестерпимый жар, и он, вскрикнув, выронил арбалет, а потом упал и сам, не в силах противостоять напору горячего воздуха, который скатывался с горы и ощутимо толкал его вниз.

"Никакое это не землетрясение! - Павел попытался закрыть лицо рукавом. - И не дакини. Это что-то другое!".

Он еще продолжал лежать скорчившись, подтянув колени к подбородку, когда ощутил, что жар ослабевает, спадает давящая тяжесть.

Вновь стали различимы крики птиц и шум ветра.

Павел встал, покачиваясь, попытался опереться о ствол сосны и с криком отдернул руку. Обуглившаяся до черноты кора дымилась, и раскаленная смола влипла в ладонь, как печать в сургуч.

Отыскивая взглядом арбалет, Павел увидел склон горы, по которому словно прошелся гигантский каток, оставив после себя дымящуюся просеку.

Свернулась тонким серпантином трава, кое-где на концах ветвей еще горела рождественскими свечками хвоя, а у самых его ног корчился, пытаясь опереться на обугленные лапки, большой черный жук.

- Дунуло, как из ада, - Павел провел рукой по лицу и почувствовал, как стираются в пыль сгоревшие брови и ресницы. Кожа на щеках вздулась, прикосновение к ней вызывало сильную боль.

Свой арбалет Павел отыскал метрах в двадцати выше по склону.

Оружие совсем не пострадало и на удивление осталось холодным даже среди превратившейся в пепел травы.

Шипя от боли, Павел обработал лицо и руки марлей, смоченной в спирте, оглядел свой хэбэшный геологический костюм и обнаружил всего три прожженные дырки на локтях и колене. Потери оказались не самыми страшными: руки-ноги на месте, арбалет исправен. Настораживало одно - непонятность происходящего, но и к этому Павел уже немного привык, поэтому не стал дальше ломать голову над неразрешимыми вопросами и вновь осторожно пошел вперед к плавной седловине, обозначавшей перевал.

Уклоняясь от гибких ветвей, - каждое прикосновение теперь к обожженной и натянувшейся коже стало болезненным, - Павел вспомнил, как ему на работе постоянно пеняли за его настырность. Там, где другой повоевав безрезультатно, в конце концов отступал, смирившись с неизбежным, Павел не успокаивался, и в результате нарывался-таки на неприятность. Так и теперь, получив уже достаточно щелчков по носу, и весьма болезненных, он продолжал делать то, что решил раньше, хотя самым благоразумным было все-таки повернуть назад.

На седловине обнаружилась маленькая каменистая площадка, от которой вниз тянулась узкая, хорошо обозначенная тропинка. Похоже, что с этой стороны склон был более обжитым и чаще посещаемым.

Павел приободрился. Больше ничего опасного вокруг не замечалось, и если бы не саднящие от ожогов лицо и руки, он, пожалуй, даже стал бы насвистывать, так как впереди отчетливо слышался шум водопада. Выбранное направление оказалось верным.

Перед тем, как резко повернуть налево, тропа снова упиралась в небольшую площадку, на которой росла одинокая старая береза. Дойдя до дерева, Павел в удивлении остановился.

- Ал лук мас, - прошептал он, глядя на разноцветные тряпочки, привязанные к ветвям. - Жертвенная береза.

Название неожиданно всплыло из памяти, хотя Павел и не был уверен, что произнес его правильно. Когда-то он читал о жертвенных деревьях у народов востока, исповедующих буддизм, и, казалось, прочно забыл об этом, но сейчас непроизвольно вспомнил, как будто утерянные знания только и ждали того, чтобы вернуться к нему в нужную минуту.

Многие пестрые лоскутки выцвели, первоначальный цвет угадывался с трудом, но были среди них и абсолютно новые. Самую нижнюю ветку украшал салатно-зеленый шнурок с колокольчиком. Колокольчик чуть раскачивался и мелодично звенел.

От водопада тянуло свежестью. Здесь, на площадке, его рев усилился, и, хотя падающая вниз мощная струя была еще не видна, воздух над расщелиной с ручьем искрился мелкой водяной пылью, образуя короткую радугу.

Павел постоял у священной березы, глядя на пеструю бахрому колышущихся вместе с листвой лоскутков, потом решительно вытащил из рюкзака аптечку и, разорвав длинную ленту бинта, привязал и свой дар на нижнюю ветку рядом с колокольчиком.

Место для ночевки Павел выбрал около тихого родничка в низине, защищенной со всех сторон от ветра большими базальтовыми валунами. Родник выбивался из-под серого булыжника вялыми пульсирующими толчками, образуя вначале неглубокий прозрачный бочажок, из которого потом спокойно вытекал узкий ручей.

Миновав в полдень водопад Три Ступени, и вправду напоминавший короткую крутую лестницу, Павел не задержался у ревущего каскада ни на минуту, стремясь как можно ближе подойти к Сухому хребту. Это ему почти удалось, но выбирать место для стоянки пришлось все же раньше, чем он рассчитывал, - сильно болело обожженное лицо, под прогоревшей тканью на локтях и колене тоже вздулись волдыри, идти стало трудно.