Котел

Хантингтон поежился: подул ветер, поднимая в воздух мелкий песок. К востоку лежала Вестерплатте – охранная зона гавани. Эта территория уже успела войти в учебники истории как напоминание о весьма мрачных событиях. Именно здесь прозвучали первые выстрелы второй мировой войны, когда "Шлезвиг-Голштейн", немецкий военный корабль, обстрелял Гданьск, надеясь заставить небольшой гарнизон города сдаться. Война, которая последовала вслед за этим, погрузила весь мир в море крови и огня на шесть долгих лет.

Хантингтон взглянул на усыпанное обломками море, неожиданно испугавшись про себя, как бы история не повторилась.

* * *

21 ФЕВРАЛЯ, ПАРИЖ

Никола Десо почти никогда не смотрел телевизор. Но сегодня вечером он сделал исключение из этого правила. Он сидел в своем кабинете, поглощенный изображением, передаваемым с польского побережья.

"Никто не знает, что произошло на борту этой плавучей бомбы, танкера "Северная звезда". Небрежность? Саботаж? Выступление экстремистски настроенных борцов за окружающую среду? Кто знает? Но в одном пункте эксперты сходятся безоговорочно: потери могли быть еще ужаснее. Намного ужаснее".

Десо был в восторге. Комментарии телевизионного журналиста как будто были написаны его собственными служащими.

"Если бы "Северная звезда" в момент взрыва стояла в порту, весь Гданьск был бы практически разрушен. Десятки тысяч людей умирали бы сейчас один за другим в обломках катастрофы – гораздо больше, чем те сто человек или около того, которые умерли три дня назад. А дьявольский поток огня и дыма, подпитываемый нефтью и газом, распространился бы над северными частями Польши, окрасив в черный цвет небо над всей Европой.

Ясно еще одно: Польша, Чехия и Словакия не имеют права подвергать нас всех риску ради собственных эгоистических целей. Время национализма прошло. Европа должна стать единой силой, борющейся за мир и процветание. Или же с позором отступить перед теми, кто собирается эксплуатировать нас ради собственной выгоды.

Рауль Пери, прямой репортаж из Гданьска..."

Десо воспользовался пультом дистанционного управления, чтобы выключить экран телевизора. Посмотрев на часы, он ввел в свой личный телефон специальный код.

Глава ГДВБ еще сидел у себя в кабинете. Он немедленно ответил на звонок:

– Да, господин министр.

– Хорошая работа, Морин. Очень удачная операция. Поздравьте от моего имени капитана Региера и его людей.

– Конечно, господин министр.

Десо повесил трубку. Теперь он не сомневался в том, что Польша и другие страны Восточной Европы скоро подчинятся и примут новый европейский порядок. Их хваленая независимость рухнула в результате одного хорошо подготовленного взрыва.

Глава 11 Конфедерация

23 ФЕВРАЛЯ, КЭМП-ДЭВИД, МЭРИЛЕНД

Падающий снег постепенно укутывал пологие, заросшие лесом холмы Мэриленда, окружающие Кэмп-Дэвид, медленно слетая с серого неба. Мягкие белые хлопья медленно ложились на домик президента в горах. Над подогреваемым бассейном рядом с домом клубился пар. Вода ярко блестела в свете фонарей, освещавших территорию. Под сияющими облаками пара в темноте двигались люди, постоянно вырастая то здесь, то там под голыми ветвями деревьев – секретные агенты несли свою службу по охране президента.

Вдали едва слышно лаяли собаки. Снег приглушал все звуки, и весь мир казался обманчиво мирным и спокойным.

– Росс? С вами все в порядке?

Хантингтон отвернулся от окна. Президент, Харрис Терман и все остальные, собравшиеся в маленькой, обшитой деревянными панелями гостиной "Аспен-коттедж", внимательно смотрели на него. Проклятье! Он позволил своим мыслям блуждать неизвестно где, в то время как от него требовалось предельное внимание и сосредоточенность. Президенту требовался советник, который мог делать разумные предложения. А не утомленный мечтатель.

Хантингтон выдавил усталую улыбку.

– Все в порядке, господин президент. Просто не выспался.

Это была полуправда, едва удерживавшаяся на границе с ложью. Постоянные путешествия, стрессы, растущее беспокойство по поводу увиденного им в Европе – все это начинало пагубно сказываться на самочувствии Хантингтона. Впервые с тех пор, как он попал в больницу несколько лет назад, сердце начало посылать Хантингтону предупреждающие сигналы. Появилась одышка после самой незначительной прогулки. Он знал, что это заметно. Жена Хантингтона была встревожена и хотела, чтобы муж лег на обследование, но Росс пресекал любую попытку заговорить на эту тему.

Доктор наверняка посоветует ему сбавить обороты, уделять побольше времени самому себе. А он не мог. Его время принадлежало Соединенным Штатам и президенту. До тех пор, пока президент его страны ценит его действия и его советы, все личные соображения должны отойти на задний план.

"Ерунда", – повторял про себя Хантингтон. Он должен справиться с собственным "я", пока оно не вышло из-под контроля. Правда была в том, что ему не хотелось удаляться от дел. После того, как инфаркт заставил его рано уйти на покой, Хантингтон почувствовал себя потерянным и никчемным. Доверие президента помогло ему вновь обрести былую уверенность в себе.