Кот в сапогах, модифицированный

Опустив кота в люк, я запомнил, в какую сторону он двинулся, и лег на холодный пол думать о Наталье.

43. Мрачные размышления.

Эдгара-Эдички долго не было. Устав ждать, я поразмыслил и пришел к мнению, что надо ползти за ним, но никак не мог решиться на этот товарищеский шаг.

Эти крысы… Если они кидаются на вас, то плохи у них дела. А если дела у них плохи, то у человека, вступившего в их владения, они без сомнения, пойдут еще хуже. А почему эта дура голохвостая на меня кинулась?

Ответ прост — либо из нее специально сделали людоеда, «управляемого» людоеда, либо люди Надежды перекрыли все выходы из подземелья, и крысы Блада, отрезанные от цинков с мясом, а также мусоропроводов, продовольственных складов и кухонь, голодают так, что вынуждены бросаться на людей.

Бедный Эдгар! А если он наткнулся на хорошо организованную шайку хронически недоедающих крыс? И они его задрали? Господи, тогда я остался один! Один в этом подземелье! Да бог с ним, с одиночеством — все равно помирать. Эдичку жалко. Друг ведь был, можно сказать, товарищ или даже приемный сын.

Не напрягая воображения, я увидел съеденного Эдгара. Он был похож на кота, летально пострадавшего от перехода улицы в неположенном месте.

Тоненькие ребрышки… Не серые, правда, ребрышки, покрытые фрагментами ссохшейся шкуры, как у давней жертвы дорожно-транспортного происшествия, а розовые, только-только обглоданные.

Кажущийся неестественно длинным и тонким хвост. Позвонки, позвонки, позвонки, на последнем — кисточка…

Крошечный кошачий череп с кровавыми глазницами…

— Нет, это уже слишком. Сейчас заплачу.

Однако слезы сострадания не увлажнили моих глаз. Их не было, но не оттого, что я не сентиментален, а потому что твердо знал — ни черта с ним не случится. Подумаешь, табун голодных крыс! Да он, форменная гроза и ночной кошмар бультерьеров, их в строй поставит.

Я увидел его в полевой форме «Черной альфы» — секретного подразделения внешней биологической разведки. Эдгар важно движется на задних лапах вдоль строя. Убедившись что воротнички «п…дюков» (так уничижительно он называет пасюков) безукоризненно чисты, зычно командует:

— На первый-второй-третий рассчитайсь!

— Первый, второй, третий, первый, второй, третий, — одна за другой пищат бравые крысы, пряча в глазах обезличивающий страх.

— Молодцы! — говорит Эдгар, — Слушай мою команду! Каждый первый марш на стрельбище, каждый второй — в класс диверсионной подготовки, каждый третий — на кухню, из вас сегодня рагу. Разойдись!

* * *

Прошло еще время — час, два — не знаю, и мысли мои вновь сделались драматическими. Я, вплотную приблизившийся к грани, за которой скребло клешнями тихое помешательство, я, ощущая уже его запах, влекущий и отталкивающий, видел в воображении Эдичку, попавшего в капкан, поставленный фон Бладом.

…Две передние лапы, лапы в сапогах, намертво схвачены безжалостными зубчатыми дугами.

Время от времени, погружаясь в беспамятство от пронизывающей боли, он пытается их отгрызть.

Зачем он это делает?!

Он это делает, чтобы приползти ко мне.

И умереть рядом.

Умереть рядом с другом, рядом с верным хозяином.

Но нет, лап отгрызть не достало сил — крепки кошачьи кости. И вот, он умирает, умирает, последними квантами сознания воображая меня с Натальей.

…Мы идем с ней, обнявшись. Она звонко смеется, целует, опрокидывает в придорожную траву… Нацеловавшись вволю, спрашивает, недоуменно оглядываясь:

— А где Эдичка? Где Эдичка, мой любимый котик?

— Он погиб, — говорю я, отворачиваясь, чтобы подруга не увидела навернувшихся слез.

Как я был к нему несправедлив, прежде всего, из зависти к его предприимчивости, уму, самодостаточности! А теперь он погиб, погиб при исполнении своего домашнеживотного долга!

* * *

Чтобы не мучить себя бесплодным состраданием, я задвинул образ Эдгара подальше в подсознание и вернулся к беспросветной действительности. Полежав во мраке, сунул голову в люк, послушал.

Тихо…

Попытался сообразить, сколько времени нахожусь в заточении. С 14-30-ти — это точно. Но какого дня? Вчерашнего? Позавчерашнего? Нет, вчерашнего — после двух дней голодания сильно есть уже не хочется… А мне хочется. Да так, что съел бы полдюжины крыс…