Кот в сапогах, модифицированный

Подкреплю свою мысль историческим примером. В сентябре 1954 года в Бостонской хирургической клинике, в будущем имени 35-го президента Соединенных Штатов Америки Джона Фицджеральда Кеннеди, само собой случился уникальный эксперимент, к сожалению, сейчас почти позабытый. В реанимационное отделение этой клиники был помещен пациент с множественными сочетанными травмами, по-русски это значит, что он в знак протеста против Женевских соглашений бросился в бассейн с седьмого этажа отеля «Националь». В реанимационное отделение его положили ввиду того, что этот человек, Феликс Хосе Мария Сидороу, — позже это имя узнает весь мир, — имел влиятельных родственников в Пуэрто-Рико, иначе его бы просто отвезли в приемное отделение морга и поставили в очередь пациентов, дожидающихся освобождения холодильных камер. И надо же было такому случиться, что Карменсита — в периодике тех лет это имя было широко известно — любимая кошка медицинской сестры Джулии Ламберт, обслуживавшей реанимационное отделение, погнавшись за мышью, трагически попала в рабочую камеру вытяжного вентилятора.

Представьте эту кошку, побывшую белкой в мясорубке, представьте вентилятор диаметром в полтора метра, представьте дюжину стальных лопастей и шестьсот оборотов в минуту. Представьте и поймете, почему Джулии Ламберт пришло в голову, что ее кошку, после извлечения из воздуходувного механизма, можно лишь завернуть в дрожжевое тесто и положить пирожком на сковородку или сунуть в духовку. Она, недалекая американская женщина, наверное, так бы и сделала, не будь в фарше большого количества свалявшейся шерсти и плохо перемолотых костей.

Но почему Карменсита оказалась в реанимационном отделении, в котором с комфортом умирал наш Хосе Мария Сидороу? Она оказалась там, потому что Джулии Ламберт некуда было положить узелок с останками любимой кошки, ибо главный врач больницы Эрик Бернардсон приводил с собой на работу любимого сенбернара, метр пять в холке, и тот болтался по этажам хирургической больницы в поисках лакомого кусочка. Хотя хирурги, с любовью относившиеся к начальству, и подкармливали добродушную собаку со своих столов, она, огромная, была постоянно голодна и потому находилась в постоянном поиске, и случалось, воровала бигбургеры и пиццу у персонала. Собака эта — ее, как и хозяина звали Эрик, — почила пятнадцатого апреля 1957 года. В следующем году, когда история получила огласку, на ее могиле был поставлен памятник: сенбернар в бронзе, вылитый Эрик в натуральную величину, несет человечеству узелок с оживающей Карменситой, за ними на костылях бредет Хосе Мария Сидороу, весь в гипсе. Да, милостивые господа, вы угадали, собака косвенно двинула медицинскую науку на несколько десятилетий вперед, двинула своим хорошим аппетитом.

Так что же случилось в реанимационном отделении Бостонской хирургической клиники глазных болезней имени 35-го президента Соединенных Штатов Америки Джона Фицджеральда Кеннеди?

Как я уже говорил, Хосе Мария Сидороу был скорее жив, чем мертв, и его от смертной тоски заинтересовало, что же такое принесла медсестра в палату. Та, как бы прочитав мысли умирающего, развернула платочек, и боковому зрению мистера Сидороу открылось нечто напоминавшее его самого — истерзанная плоть, изрядно приправленная открытыми переломами и застывшими плевочками кровотечений. Это ужасающее зрелище подавило остатки воли нашего героя, и он решил закрыть глаза и почить в бозе. Не получилось — после падения он не мог этого сделать, он не мог закрыть глаз, ибо от удара о бетонное основание бассейна они вылезли, и веки не могли их сокрыть.

— О, матка бозка! — вскричал он мысленно (Сидороу был поляком по отцу). — За что ты посылаешь мне такие муки?

— Зри да излечишься», — так же мысленно ответила ему матка бозка.

Но Хосе Мария Сидороу не прислушался к совету, и стал предаваться унынию, и занимался этим до утра. Утром, получив дозу глюкозы в вену, он несколько приободрился, тем более, лечащий врач его обрадовал, сказав, что после тщательного изучения рентгеновских снимков мизинца правой стопы было установлено, что у него не 97 переломов, а всего 95. Так вот, он успокоился и, не зная, чем себя занять, стал наблюдать за останками Карменситы. И на исходе пятого часа наблюдения заметил, что кучка кошачьей плоти шевельнулась!

Этот факт кардинально изменил биографию Хосе Марии Сидороу — вместо морга (палату, невзирая на пуэрториканкских покровителей через три дня надо было освобождать для следующего протестанта) он попал в терапевтическое отделение и через три месяца был выписан.

Как же это случилось, уважаемые дамы и господа? Да очень просто! Непосредственное наблюдение за превращением мясокостного фарша в нормальное животное стократ умножило внутренние силы организма Хосе Мария Сидороу, и он, ведомый выздоровлением Карменситы, как поводырем, вышел из юдоли боли к свету и полноценному физическому здоровью.