Кот, у которого было 60 усиков

— Гомер говорил — каждый человек должен иметь свой девиз, а его девизом было: «Поспешишь — только делу навредишь». Он всегда опаздывал.

— Так вот, — продолжал Квиллер, — мы ждали. И каждый раз, когда в лифте звучал колокольчик, все вперяли глаза в кабину. Дверь отворялась, и выходил кто-нибудь другой. И когда в четвёртый, если не ошибаюсь, раз зазвенел колокольчик, мы уставились на дверь лифта, уверенные, что это наконец Гомер. Дверь открылась, и из неё появился Коко — хвост трубой.

— Как же, помню, — сказала Рода. — И у него был такой удивлённый вид: почему все хохочут и кричат?

— Гомер был хорошим начальником? — спросил Квиллер.

— Мы все по нему просто с ума сходили, — сказала она. — Всегда безупречный — и в одежде, и в манерах. С учителями держался предельно учтиво. Он первым вышел на пенсию и стал работать волонтёром в Локмастерском особняке-музее. Так что, когда я вышла на пенсию, я отправилась туда же — предложить свои услуги. Представьте моё удивление, когда я увидела моего начальника в поношенном костюме, ползающего на четвереньках в сопровождении воинственного кота… Оказывается, особняк заполонили мыши, и, объяснил Гомер, необходимо было выяснить, откуда они берутся. По его словам, он уже обнаружил целую дюжину мышиных дыр и все их позатыкал, а кот неистовствовал потому, что ему перекрыли источники снабжения. Прошло двенадцать или пятнадцать лет, прежде чем мы поженились, и Гомер оказался таким весёлым… Помните то время, Квилл, когда мы этакой концертной бригадой разъезжали на десяти лимузинах по округе, устанавливая бронзовые памятные доски на заброшенных шахтах?

— Как не помнить! И чем хуже выходило, тем было веселей… А вот и наш ужин. Продолжим наши воспоминания чуть позже.

На столе появилось блюдо дня. Конечно же, цыплёнок… Но беседа ни на минуту не отклонялась от великого старца, прожившего без малого сто лет. Правда, один вопрос Квиллер отложил на потом и задал его после десерта.

— А что вы можете порассказать мне о Полуночном марше? — спросил он и включил диктофон.

— Когда Гомеру было девятнадцать, — начала она, — он повадился навещать одну молодую особу в соседнем городке — ездил туда на велосипеде; они потягивали лимонад на крыльце и болтали о том о сем. Каждые полчаса, вспоминал он, выходила её мамаша — посмотреть, вдоволь ли у них лимонада. А в одиннадцать намекала, что ему пора домой: дорога, мол, предстоит дальняя.

Однажды тёмной ночью, по пути домой, он с удивлением увидел, что по склону ближайшей горы движется ряд огоньков. Тогда он не знал, что это — как потом выяснилось — ежегодный ритуальный Полуночный марш. Участники марша поминали тридцать восемь шахтеров, погибших в забое при катастрофе, осиротившей тогда целый городок. Виновником её был хозяин шахты, поскупившийся потратить деньги на меры безопасности, которые применялись его конкурентами…

Каждый год потомки погибших шахтеров надевали шахтерские каски с лампочками и в полном молчании подымались шеренгой ко входу в шахту. Они совершали своё восхождение уже в третьем поколении, сначала — сыновья шахтерских сирот, потом внуки, а теперь — правнуки. А Гомера это выводило из себя! Акция, говорил он, для глупых школяров — надевать шахтерские каски с лампочками и изображать из себя процессию привидений. Надо делать то, говорил он, что пойдёт нашему обществу на пользу, — делать во имя и в память этих давным-давно погибших жертв.

— Как реагировали на это люди? — спросил Квиллер.

— О, он нажил себе много врагов: говорили, что это неуважение к мёртвым. Но годы шли, и участники марша постепенно стали чем-то вроде тайного общества, которое собирается, чтобы пить пиво. А потом Гомер получил письмо от Натана Ледфилда, этого чудесного человека! Он считал, что Гомер прав. И просил Гомера помочь изменить суть Полуночного марша, не меняя его названия. Мистер Ледфилд хотел, чтобы марширующие проявили участие к сиротам. И идея возымела успех. А самое замечательное, — продолжала Рода, — что тут подключилась церковь и другие общественные организации, и участники Полуночного марша, так сказать, изменили направление своего движения.

— Гм-м-м… звучит как-то знакомо.

— Да, и другие благотворительные организации взяли с них пример — и не только в Мускаунти, мне думается.

— Гомер, надо полагать, был доволен, что дело, которому он посвятил жизнь, увенчалось успехом.

— О да, но он не хотел, чтобы его за это чествовали.

Странно, но почему-то тут мысли Квиллера обратились к протеже Натана, однако время было уже позднее, и Рода, он видел, украдкой бросала взгляд на часы.

И они возвратились в «Уголок на Иттибиттивасси».

Семь

В ожидании, когда Полли вернётся домой к их поздней воскресной трапезе, Квиллер спозаранку покатил на велосипеде в город за субботним выпуском «Нью-Йорк таймс». Страницы «Стиль и мода», «Бизнес», «Спорт», «Советы и объявления» он выбрасывал на месте, иначе газета не влезла бы в корзинку за сиденьем. В городе всегда имелось достаточно народу, с радостью подбиравшего отвергнутое им чтиво.