Следующие несколько дней мы провели, путешествуя по острову. Не могу сказать о Сицилии ничего дурного. Это одно из моих любимейших мест в мире по многим причинам: из-за ее красоты, культуры, кухни и относительной первозданности (скажем, по сравнению с Тосканой, которую сицилийцы шутя называют Кьянтиширом из-за ее англизированности. И даже по сравнению с моим любимым Провансом, в котором благодаря писателю Питеру Мейлу стало легче услышать английскую речь, чем французскую). Следующие несколько дней стали для меня настоящей пыткой. Я все больше и больше раздражался, так что рядом со мной стало невозможно находиться. И наконец у греческого храма в Агридженто, одного из настоящих чудес света, Дженис повернулась ко мне и спросила:
— Слушай, что ты выпендриваешься?
Я человек воспитанный и ответил ей вежливо:
— Я больше не хочу осматривать храмы, не хочу ходить по музеям, не хочу прожить больше ни одного дня чертовым туристом.
Она спокойно заговорила со мной, словно перед ней стоял вздорный и к тому же не слишком сообразительный шестиклассник.
— Так чего ты хочешь?
— Вернуться в Гандживеккьо и поесть! — ответил я.
И вот мы втроем погрузились во взятую напрокат машину и через три часа добрались до аббатства. По дороге мы время от времени останавливались и звонили узнать, открыт ли ресторан. Наконец нам ответил мужской голос:
— Pronto! [8]
— Ммм… — промямлил я. — Ланчо открыто? — Он повесил трубку.
Через двадцать минут мы позвонили снова, надеясь, что наткнемся на говорящую по-английски Джованну. Но опять ответил тот же тип. Позже мы узнали, что его зовут Пепе.
— Pronto!
— Ммм… Джованна? — сказал я.
— Si, [9]— бросил он и разъединился.
За время в пути я пять раз набирал номер, но так и не смог донести до Пепе, о чем хотел узнать. Когда мы прибыли на место, в ресторане не было ни души. Но Ванда и Джованна нас пустили и подали еще более потрясающий обед, чем пять дней назад. На этот раз они сели с нами, и мы проболтали несколько часов. Все это время Джованна переводила. Нортон, немного побыв в нашей компании, принялся бродить по округе с таким видом, словно всю жизнь провел в этом месте. Покоренная моим маленьким приятелем, Ванда (наверное, самая большая любительница животных из всех, кого я встречал) захотела с ним прогуляться, разговаривала, давала лакомые кусочки.
В конце обеда, изрядно наговорившись, когда не осталось повода задержаться хотя бы на минуту, я повернулся к Джованне:
— Вы не хотели бы написать поваренную книгу? Если у вас возникнет такое желание, я ее моментально пристрою. — В то время (как и сейчас) я работал редактором огромного издательства «Рэндом-Хаус» и время от времени мог проделывать такие штуки. Женщины улыбнулись, явно решив, что я собираюсь выклянчить у них бесплатный обед и ответили:
— Чао.
Но я не отступил. Через пару месяцев, вернувшись в Нью-Йорк (не забывайте, мы жили во Франции), выслал им договор и подыскал автора английского текста — Мишель Эванс, которая сама написала замечательную поваренную книгу и ради такого дела героически выучила итальянский язык. Мы заключили сделку.
Почти.
На самом деле сразу ударить по рукам не вышло — мы натолкнулись на серьезное препятствие. Матриарх семейства и хранительница всех рецептов Ванда не захотела издавать книгу.
По двум причинам. Во-первых, не хотела, чтобы соседи добрались до хранящихся с давних времен в тайне драгоценных семейных рецептов. Во-вторых, она понятия не имела, кто я такой, и, будучи сицилийкой, не доверяла движущим мною мотивам. Зачем мне это надо? Почему я вздумал им помогать? Что с этого получу? И тому подобное, и тому подобное…
Джованна взяла на себя пункт первый. Неделю за неделей она убеждала мать, и та начала сдаваться. Ее окончательно убедило мое заверение, что книга выйдет только на английском языке и, поскольку ее соседи говорят только по-итальянски, семейные секреты останутся в неприкосновенности.
Со вторым пунктом было сложнее. Что могло заставить Ванду поверить мне?
Разве что…
Нортон.
После долгих размышлений Ванда решила, что тот, кто путешествует с котом и любит его так, как, судя по всему, люблю я, должен быть честным человеком. И хорошим — раз у него такой замечательный, умный, воспитанный кот. Ее покорил Нортон, поэтому она пришла к выводу, что не исключено, что и мне можно доверять.