– Да, – объяснил Тандыров, – система – г...но. Была, есть и будет. Но господи ты боже мой, неужели семьдесят орденских лет ничему не научили людей? Нельзя перебить горбатому все кости и ожидать, что срастется прямо.
Да, кто-то уйдет от кары. Возможно, от справедливой. Но мы не можем искоренить все зло на свете. Даже пытаться не смеем.
– Почему?! – взвыл Невидимка.
Я хотел ответить, но Марина опередила меня:
– Потому что для этого надо искоренить род людской. Зло – оно в нас. С ним можно и нужно бороться, но нельзя надеяться побороть до конца... как нельзя и опускать руки, потому что эта борьба будет длиться, пока стоит наш грешный мир.
– Те, кто пытался искоренить грех, – добавил Гром, – вначале строили исправительные лагеря, а потом в них же гибли. Это называется «гордыня», Сева.
Невидимка понурил голову.
– Вот и нам остается бороться со злом в меру сил, – закончил Тандыров. – Прекрасно понимая, что где-нибудь оно да останется.
– Значит, так все и кончится? – грустно спросила Арина. – Все разъедутся по домам и постараются забыть эту историю, как страшный сон? Злодеи легко отделаются, герои останутся с носом... Несправедливо как-то.
– Жизнь вообще-то несправедлива, – мудро заметил Гром. – Тем не менее доброе дело не проходит безнаказанным. Так что неизвестные спасители мира... – он хитро покосился на нас, – без награды не останутся. Не знаю, правда, дорогого ли стоят медали и благодарности от госбезопасности, но их могу вам гарантировать.
– Зато останемся без работы, – буркнул я.
Серов удивленно глянул на меня. Остальные – тоже.
– По кое-чьей милости, – объяснил я горько, – даже если я смогу объяснить своему начальству, почему меня неделю на работе не было в разгар следствия по делу Парамонова, любые попытки отбрехаться именем святейшей инквизиции приведут к одному – что Свет наш Никитыч посчитает меня засланцем из ГБ. Жизни мне в отделе не будет – проще самому уйти. Кстати, – только тут меня стукнуло, – ты ведь тоже без работы! Я бы сказал, что инкогнито киллера-невидимки зияет дырами...
Серов открыл рот и снова закрыл.
– Похоже, вы оба считаете меня полным идиотом, – ворчливо заметил Гром. – Могу утешить: у вас есть работа, нравится это вам или нет. Или вы думали, что я оставлю таких лихих, ушлых ребят без присмотра? Дудки! В столице вам, конечно, оставаться заказано, однако...
Он пошарил в портфеле, вытащил папку с бумагами.
– Оба вы, – мясистый палец ткнул вначале в сторону Серова, потом – в мою, – отныне зачислены в контртеррористический отряд Югороссийского регионального управления СГБ. Базируется отряд в Астрахани, но работать придется и на Кавказе, и на Дону. Спокойной жизни не обещаю. Хотя город вам должен понравиться... Интересные люди живут, с чувством юмора... большая община вампиров... – добавил он, и все вокруг дернулись.
– Шутка, – успокоил Тандыров. – В астраханском стиле.
Я встретил новость с удивившим меня самого спокойствием. Жалко было лишь квартиры в Подмосковье, а так... зато тепло в Астрахани. Летом. И арбузы. И дикие калмык-кентавры в степи. Говорят, очень хорошо играют в шахматы. Может, и меня научат?
– Насчет «отныне» вы, пол... генерал, погорячились, – заметил Серов. – У нас осталось одно очень важное дело, которое я бы предпочел завершить до отъезда.
– И какое же? – сгоряча ляпнул Гром.
Мы все посмотрели на него как на идиота. Даже Македонский.
Всеволод Серов, воскресенье, 27 июня
– Хороший сегодня день, – задумчиво сказал Валентин.
– Угу, – рассеянно кивнул я. – Как там у классика: «Подходящий день, чтобы умереть»?
– Типун тебе на язык!
– Прости, – виновато вздохнул я. – Нервы, сам понимаешь.
Погода была и в самом деле хороша. Лучше всех ее, пожалуй, охарактеризовала Тайша, по-военному четко отрапортовав, что «видимость в районе цели – миллион на миллион». Следующие пять секунд она искренне пыталась понять, что вызвало такой дикий приступ смеха у окружающих.
Я не запомнил, кто из наших многочисленных знакомых первым вспомнил про этот храм. Кажется, кто-то из подружек сестер... потом оказалось, что про него слышали еще трое-четверо... потом один из сослуживцев Зорина отправился, как он выразился, «на регонсценировку» и вернулся, прямо-таки подпрыгивая на ковре от восторга. Золотое место, сказал он, самое то! И батюшка там замечательный, добавил он, не уточнив, правда, чем именно.
Золота здесь и впрямь было в избытке – им лучились колосящиеся от горизонта до горизонта хлебные поля и ослепительно сияли рвущиеся ввысь купола. Храм стоял на холме, а вокруг, сколько хватало глаз, не было не то что иного человеческого жилья, но даже деревца. И тишина... которая нарушилась хриплыми звуками «Владимирского централа», раздавшимися из вшитого в белый персидский ковер эфирника.
– Убейте шарманку! – свистящим шепотом потребовал Шар.
Его команду бросились выполнять сразу трое, в результате чего на ковре образовалась небольшая куча-мала. Эфирник обиженно пискнул и замолк.
– Ну где же они? – Зорин в очередной – кажется, третий за последнюю минуту – раз нервно поправил фрак. – Время ведь...