Кот, который умел искать мины

Пока я ходил за укатившимся в траву амулетом и клял себя, что сам не догадался подобрать – страшно подумать, что будет, прихвати эту штуковину какой-нибудь сорванец, – девушка извлекла откуда-то стандартную лозоходческую рогульку.

– Ведьмы лишними не бывают, – сообщила она, касаясь вольфрамовой капельки одним концом инструмента.

Витки проволоки окутал бледный лиловый нимб.

– Я выведу вас к печати, – уверенно заявила девушка, вскакивая на ковер. Я готов был поклясться, что при этом Арина бросила на Тайшу торжествующий взгляд.

Гром промедлил еще секунду, прежде чем распорядиться:

– Ну, что застряли? Я сказал – по коням!

Ковры драконами взмыли в темное небо. На озаренной огнями пожара пустоши виднелась крохотная фигурка Макса, тоскливо махавшего нам вслед.

Всеволод Серов, воскресенье, 20 июня

Ковров стелился под нами некромантическим гобеленом. Темные шнуры улиц окаймлялись мелким бисером горящих окон, призрачным пухом эльмовых фонарей, бегучими болотными огоньками промелькивали редкие ковры ночных летунов. С двух концов мрачный ковер украшали цветы пожаров.

– Странно, – заметил Шар, не отрывая взгляда от блеклого зарева на горизонте: не то закатного, не то предрассветного. – Эта ночь тянется очень долго. Почти как...

– В древних холмах, – закончил за него Гром. – Да, спящие не заметят, что восход наступит чуть позднее обычного. Не знаю, чья это работа, но полагаю, что Упыря. И это обнадеживает.

– Да, если ему нужно время до первого света... – пробормотал Зорин.

Ковер внезапно заложил вираж, поперек всех разделительных полос выходя на междугородний эшелон «Москва—Нижний». И тут же наперерез нам из-за куполов Владимирского собора ринулась, мигая огнями, патрульная тряпочка. Радостный инспектор суматошно сигналил полосатой волшебной палочкой, неумело пытаясь выколдовать штрафную квитанцию.

– А, пропади вы пропадом... – крякнул Гром, прибавляя ходу.

Арабский «билят» взбрыкнул, едва не сбросив нас всех, и во мгновение ока оставил позади незадачливых преследователей.

– Вот приставучие, – пожаловался инквизитор. – Летит себе помело и летит, что его трогать?

Горбатовский «мерс» пристроился за нами, не отставая. По ночному времени трасса была почти пуста; только большегрузные ковровые дорожки из до дыр протертого контейнерами красного бархата усталыми гусеницами тянулись по второй полосе.

– Держитесь, юноши-девушки, – проговорил Гром, одной рукой не отпуская рулевых нитей, а другой переколдовывая что-то в управляющем заклятье. Ковер поднялся чуть выше разрешенной высоты, редкие попутные тряпочки проскальзывали внизу, безнадежно отставая. – Сейчас будет рискованно.

«Билят-уннар» еще прибавил скорости.

– Ребята не отстанут? – спросила Марина, оглядываясь.

– У «мерса» в движке восемнадцать сильфов, в сумме на двести грифоньих сил, – отозвался полковник. – Они еще нас обгонят. Мы вообще-то правильно летим?

Арина чуть приподняла рогульку. Растопыренные рожки глядели вперед, в направлении Москвы.

Валентин Зорин, воскресенье, 20 июня

– Скорее!

Под ветром гнулось защитное поле ковра; бахрому давно сорвало налетающим воздушным потоком, она струилась за нами неровными космами, точно патлы Бабы-Яги.

– Скорее!

Невидимка-Серов внимательно, едва ли не под лупой изучал каждый патрон, прежде чем переложить из коробки в патронташ. Некоторые он откладывал в сторону.

– Скорее!

Полковник Гром согнулся над рулевыми нитями, впившись взглядом в тускло мерцающие буйки воздушной трассы. Только едва видная дрожь в пальцах показывала, что он готов сейчас вырвать нити с корнем.

– Еще быстрее!

Беспрерывно шипел кот Македонский, прижав уши и глядя в одну точку на горизонте – туда, куда целила обмотанная проволокой рогулька в руках Арины. Девушка поминутно нашептывала себе под нос какое-то нехитрое заклятие; окутанные пурпурно-золотой аурой рожки подплясывали иногда, но цель держали уверенно и четко. Да и трудно было упустить ту силу, что мяла, корежила тишину короткой июньской ночи, чтобы прорвать могильный полог молчания и оттуда, из-за гроба, смести ревом все близкое и знакомое. На что я не способен к волшбе, и то под сердцем у меня тревожно заныло, как бывает вблизи многогейстовых преобразующих башен, где бьются, трансформируясь, потоки Сил. Сокрытая где-то посреди Первопрестольной печать еще не сомкнула половинки, а потаенная мощь уже копилась, чтобы вырваться в наш мир на рассвете дня.

Шарапов возился с протезами, что-то подкручивая, подгоняя, пришептывая на древнем эльфийском, полном колокольно-звонких «мб» и «нг», и посеребренная бронза мялась под пальцами, как глина.

Я молился.