Кот, который свихнулся на бананах

Леди и джентльмены!

Мы не собрались бы здесь сегодня вечером, чтобы открыть литературный клуб при первоклассном книжном магазине, если бы не покойный Эддингтон Смит.

(Продолжительные аплодисменты.)

В течение пятидесяти лет он продавал подержанные книги в старой лавчонке, на месте которой теперь стоит это здание. А до Эддингтона его отец торговал книгами вразнос, тащась от двери к двери, и вместе с ним, когда не нужно было идти в школу, шагал Эдд, его добросовестный помощник.

(Визуальное сопровождение: отец и сын на фоне лошади, запряженной в повозку с надписью «Книжный фургон Смита».)

Книги продавались в кредит: десять центов сразу, остальное потом. Эддингтон говорил мне, что со стороны покупателей не было ни одного случая неуплаты.

Не приходило ли вам в голову, леди и джентльмены, что Эддингтон – весьма утончённое имя для того скромного Эдда, какого мы знали? Эддингтон – девичья фамилия его матери. Она была школьной учительницей в те дни, когда в одной комнате обучались дети разного возраста и уровня подготовки.

(Визуальное сопровождение: женщина с суровым лицом в блузе с воротничком-стойкой, в руках – книга и линейка.)

Линейка, надо полагать, – чтобы бить по рукам тупых и нерадивых учеников. Эдд всегда с любовью говорил о своём отце, но о матери даже не упоминал. Возможно, линейка проходилась по его рукам слишком часто.

(Смех.)

Но до суровой матери и любящего книгу отца… был ещё дед нашего Эддингтона.

(Визуальное сопровождение: старый дуб.)

И с ним связана целая история.

После образования Мускаунти отцам-основателям требовалось создать административный центр, расположенный посередине округа. И вот – как раз на пересечении двух тропинок в лесных дебрях – они наткнулись на ржавую киркомотыгу (по местному: пикакс), воткнутую в пень. Это был знак свыше! Тотчас же в лесной глуши начался строительной бум, и местный кузнец с утра до ночи ковал гвозди, без которых нет ни дома, ни лавки. А потом лошадь ударила его копытом в голову. Не стало кузнеца… не стало гвоздей.

Когда паника достигла высшей точки, в городе откуда ни возьмись появился некий малый и заявил, что он кузнец.

– Умеешь ты делать гвозди? – спросили его.

– Конечно, я умею делать гвозди.

– А как тебя звать?

– Джон.

– Джон, а дальше?

– Хватит с вас и Джона, чтобы делать гвозди, – ответил заносчивый малый.

Это было ни на что не похоже, но гвозди были им нужны до зарезу, и они внесли его в городской реестр под именем Джон К. Смит, то есть Джон-кузнец.

Джон был высокий смуглый парень. Говоря словами поэта: «Руки большие, мускулистые. Мускулы – словно железные обручи»18 . Молодые женщины все за ним гонялись, только женился он на той. что считалась самым лакомым кусочком. Мало того что она была мастерица стряпать и шить, она ещё умела читать и писать – редкий талант среди первых поселенцев.

Джон построил для своей семьи дом из полевого шпата – камня, который сверкал на солнце. Он построил его своими руками. На заднем дворе стоял мощный дуб, и под его развесистыми ветвями Джон поставил свою наковальню.

Дуба давно уже нет. То ли он рухнул от старости и проливных дождей… то ли Эдд его убрал, освобождая место для новой парковки, которую мог сдавать в аренду служащим из Центра.

При всей своей застенчивости Эдд был человеком практичным. Он первым делом обзавёлся котом, чтобы стращать мышей, обгрызавших книги. Однако Уинстоны, следовавшие один за другим, стали приманкой для туристов, равно как и для местных покупателей. На сегодняшний день все уже знают, что тезка знаменитого кота вовсе не британский премьер, а американский писатель.

(Визуальное сопровождение: Уинстон, смахивающий пыль с книг своим пышным хвостом.)

Присутствие постоянно живущего в лавке кота – не единственная причина витавших там запахов, мешавшихся с затхлостью старых фолиантов. Кроме Уинстоновых сардин, в лавке благоухали ещё и любимые Эддом печёнка с луком, консервированная похлебка из моллюсков и картофель с чесноком.

(Сдержанный смех.)

Была у Эдда и шаткая деревянная стремянка, используемая им при пополнении книжньпс полок, Уинстоном – для разглядывания шумных ребятишек, а охотниками за редкими книгами, наезжавшими из Центра, – для выискивания двухдолларовых книг, которые на антикварном рынке ценились долларов в сто, а то и больше.

Эдд любил поддразнить «охотников». Если я оказывался в лавке, он заводил со мной разговор, беззастенчивую ложь о сказочных находках, которые якобы делались на верхних полках, и очередной горе-охотник только что не падал со стремянки.

(Довольное посмеивание.)

Сам Эдд книгочеем не был, что не мешало ему то и дело цитировать великих писателей прошлого. Как-то он признался мне, что взял на вооружение совет одного известного британского государственного деятеля: «Человеку малообразованному следует обзавестись цитатником».19

(Веселые перешептывания.)

И ещё он реставрировал книги для школы, публичной библиотеки и частных собраний, и весь его инвентарь переплетчика помещался в комнатке за лавкой – вместе с койкой, на которой он спал, газовой плитой с двумя конфорками и портативным морозильничком.

Там же, над ржавой старой раковиной, висело треснувшее зеркало с полочкой, на которой лежал старомодный бритвенный прибор, а рядом с ним – пистолет. Позже, на закате жизни, он признался, что ни разу пистолетом не воспользовался – чему был очень рад, потому что… никогда не имел к нему патронов.

(Смех.)

Следует ли отнести это на счёт сентиментальности старого человека? Или считать примером юмора американских первопроходцев? Эдд, потомок первопоселенцев, унаследовал их манеру шутить, хотя балагуром вроде тех пустых скалозубов, что смешат народ по кофейням, никогда не был.

Вместе с Эддом пережили мы несколько забавных приключений. Однажды нам угрожал бродяга, готовый совершить убийство. Мне удалось повалить его, и я крикнул Эдду: «Зовите полицию!» Неуверенным голосом Эдд спросил: «А что мне им сказать?»

(Смех.)

В одно из моих посещений книжной лавки Эдд сообщил мне приятную новость: Бустеровский клуб назвал его продавцом года! «Я не дождусь того момента, когда смогу рассказать об этом моему отцу!» – сказал он.

Я посмотрел на него с изумлением: его отца, как я твердо знал, не было в живых.

– Я разговариваю с ним каждую ночь, – объяснил Эдд.

– Как давно его нет? – спросил я со всей невозмутимостью, на какую был способен.

– Четырнадцать лет, – ответил Эдд. – Он перешёл в лучший мир – далеко, далеко. – И его обычно печальное лицо залил свет тихой радости.

(Визуальное сопровождение: изображения на задней стене сменяют друг друга в мучительно медленной последовательности; особое внимание уделяется дубу кузнеца и пиратскому сундуку, найденному при земляных работах во время закладки книжного магазина.)

Теперь, дорогие друзья, несколько слов о скандальных слухах, будто Джон Смит – кузнец, делавший гвозди и помогавший строить Пикакс – по субботам и воскресеньям превращался в пирата! Можно ли поверить, что работящий муж и отец, который дважды в неделю ходил со своей семьей в церковь, построил собственными руками дом и часто навещал родную мать, – можно ли поверить, что такой человек надевал на голову красный ситцевый платок, а в ухо вдевал золотое кольцо и, приставив к горлу жертвы острый нож, топил её в море?

Правда, были тогда пираты, промышлявшие на больших озерах. Правда, что Эддов дед так и не вернулся однажды из поездки к матери. Правда, что под большим дубом нашли пиратский сундук, окованный железными полосами.

Но примите в соображение следующее: в те времена не существовало банков и было обычным делом хранить свои сбережения где-нибудь в яме за отхожим местом.

(Сдержанный смех.)

Скорее всего, наш кузнец изготовлял для этой цели прочные сундуки на продажу. Скорее всего, он действительно время от времени посещал свою старушку мать, чинил ей крышу, вскапывал огород и мыл полы. Скорее всего, Эдд Смит узнал эту скандальную тайну, вслушиваясь в предсмертный бред умирающей женщины.

Я утверждаю: скандальная тайна Кузнецовой жены – чистой воды миф. И тех, кто согласен со мной, прошу встать!