Хотя Квиллер недавно и плотно пообедал, он с удовольствием отведал и салата из омаров, и коричневых хрустящих картофельных шариков с чесноком, присыпанных имбирем, и говядину на вертеле, и подогретых бутербродов с ветчиной на кукурузном хлебе. Он блаженствовал. Удовлетворённо взирал на Коки. Она ему нравилась – нравилось дерзкое её личико в обрамлении непокорных волос, нравилась её оленья грация…
Он глянул через её плечо на дверь гостиной, и Коки внезапно напустила на себя простодушный вид. Вошла Натали Нойтон.
Экс-супруга Гарри Нойтона была повсеместно пухленькой – исключая лишь несообразно узкую талию и тонюсенькие лодыжки. Лицо у неё было прелестно, как персик, а вокруг головы вились персикового цвета волосы.
– Как вам показался Дикий Запад, Натали? – спросил один из дизайнеров.
– Я не обратила на него внимания, – ответила она слабеньким, но пронзительным голоском. – Просто сидела целые дни в одном пансионате в Рено и работала над своим ковром. Я сделала один из этих косматых датских ковров – иголками сделала. Не хочет ли кто-нибудь купить какаово-сельдерейный ковёр ручной работы?
– А вы малость округлились, Натали.
– Ах, неужели?! Всё, что я делала, – работала над ковром и поедала арахисовое масло. Обожаю хрустящие тостики на арахисовом масле.
На Натали было платье под цвет волос – кокон из свободно ниспадающей шерсти с золотистыми проблесками. Плечи её окутывала того же тона накидка с длинной волнистой бахромой.
Коки, учинившая Натали пристальный осмотр, шепнула Квиллеру:
– Эту ткань она, верно, выткала сама в промежутке между сандвичами с арахисовым маслом. Ткань была бы куда элегантнее без этих металлических нитей.
– А как архитектор назвал бы этот цвет? – спросил он.
– Я назвала бы его жёлто-розовым слабой насыщенности и умеренной блескучести.
– А дизайнер назвал бы его морковно-сливочным, – отозвался он, – или цветом сладкого картофельного суфле.
После того как Натали наприветствовали, натерзали, натискали и напоздравляли все, кто её знал, Дэвид Лайк представил её Квиллеру и Коки.
– «Дневной прибой», возможно, пожелает сфотографировать ваш дом в Холмах. Что вы на это скажете?
– А
– Это ваш дом, милая. Вам и решать.
– Я съезжаю оттуда, как только найду себе студию, – сообщила Натали Квиллеру. – А затем мой супруг – мой экс-супруг – намерен этот дом продать.
– Я слышал, это действительно нечто! – заметил репортёр.
– Это блеск! Просто блеск! У Дэвида бездна таланта! – Она обожающе взглянула на дизайнера.
– Я исправил кое-какие ошибки архитектора, – объяснил Лайк, – и изменил линию оконных проёмов, так что мы смогли повесить драпировки. Натали выткала драпировки сама. Это – произведения искусства.
– Ну, послушайте, заинька, – сказала Натали, – если это принесёт вам хоть какую—то пользу, давайте поместим дом в газете.
– Тогда, пожалуй, позволим мистеру Квиллеру на него взглянуть.
– Отлично, – согласилась она. – Как насчёт понедельника, с утра? После полудня я записана к парикмахеру.
– В этом доме у вас и стоят станки? – спросил Квиллер.
– Ах да! У меня два большущих станка и один небольшой. Я помешана на тканье. Дэвид, зайка, покажите им ту спортивную куртку, что я вам сделала.
Долю секунды Лайк колебался.
– Дорогая, она в чистке, – сказал он.
Позже он пояснил Квиллеру:
– Иной раз я по дружбе пользуюсь её изделиями, но работа её оставляет желать лучшего. Весьма. Она всего только любительница, без вкуса и таланта, так что не восхваляйте её поделок, если опубликуете фотографии дома.
Вечер шёл по обычной программе Лайка: великолепный буфет, изобилие напитков, чуть громковатая танцевальная музыка и десяток одновременно разрастающихся тем для разговоров. Налицо было всё, что подобает хорошей вечеринке, но Квиллера задело последнее замечание Лайка. Из чувства противоречия он пригласил Натали на танец и сказал ей:
– Говорят, в ткацком бизнесе вы выходите на профессиональный уровень.
– Да, я намерена выполнять заказы для дизайнеров, – с вызовом откликнулась она высоким голоском. – Дэвиду нравится моё тканьё. Говорит, что устроит мне массу заказов.
Она оказалась довольно объёмистой, а её поблескивающее платье было упоительно мягким, кроме шершавых полосок, где ткань пробивали золотые нити.
Танцуя с Квиллером, она болтала о том о сём, перескакивая с предмета на предмет. Если эта женщина полагалась в своей карьере исключительно на поддержку Дэвида, то ей не миновать разочарования. Натали осязала, что ищет студию, что у неё кузен-газетчик, что она любит копченые устрицы, а балконы на «Вилле Веранда» чересчур продуваемы. Квиллер отвечал, что только—только въехал в одну из здешних квартир, но удержался и не упомянул в чью. Он раздумывал вслух, как бы умыкнуть из буфета что-нибудь вкусненькое для кота.
– О-ох, так у вас кот? – пискнула Натали. – Он любит омаров?
– Он любит всё, что дорого. По-моему, ценники – его любимое чтение.
– А почему бы вам за ним не сходить? Мы дадим ему кусочек омара.