Не прошло и пяти минут, как крестик снова упал. А шнурок оказался разъединённым, словно разрезанным. Серафим страшно разозлился. Его приятель по ночлежке, наблюдая за мучениями соседа, пытался успокоить его.
— Да, оставь ты, брат!.. На ночь-то глядя… Видишь же: тут что-то не то, — увещевал его приятель, хотя и сам не мог понять, что это за чудеса творятся крестиком. — Ну ладно бы, ниточка порвалась, а тут и веревочка, и шнурок. Ну и дела!..
«Вот именно! Что-то здесь не так…» — злился и недоумевал Серафим.
— Ну погоди. Вот, я назло! — произнёс он непонятную угрозу.
На этот раз Серафим не стал класть крестик на тумбочку, а прижал его к груди одним пальцем, в то же самое время свободной рукой пытаясь отрезать кусок лески. Приятель, не выдержав этого зрелища, помог ему. Серафим продел леску в ушко крестика, тщательно завязал узел и сказал, обращаясь в пустое пространство:
— Сказал, не сниму, значит, не сниму!
Крестик с его шеи больше не падал. Позже он купил простую цепочку и заменил ею толстую леску. Крестик не падал.
Вот такую историю рассказал мне на этот раз Серафим.
Я смотрела на него и думала: «Какое счастье, что случай дал мне возможность познакомиться с таким необычным человеком!» Отныне я, сколько ни старалась, уже не могла разглядеть в нём бомжа: я видела сильную, яркую личность с трудной и необычной судьбой.
Прощаясь, я напрямик спросила Серафима:
— Серафим Васильевич, можно вас спросить, как вы относитесь к Изольде Олеговне?
— Мне с ней легко, — просто ответил Серафим. У нас много общего. Ей ведь тоже кое-что пришлось пережить… Да, кстати… Вы знаете, Люба, почему она альманахом «Искатель» интересуется?
— Нет, — честно ответила я.
Мне вообще казалось загадкой, каким образом «Искатель» может хоть кого-то заинтересовать.
— Это она в память о муже его перечитывает. Муж при жизни такой литературой очень увлекался, — вот и она теперь…
— Да? — удивленно переспросила я.
— А знаете, Люба, я уже достаточно заработал, чтобы самому комнату снимать, так что об этом вы не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь.
Я и вправду уже не беспокоилась, потому что я в Серафима по-настоящему поверила.
Мы попрощались. Андерсен во всё время нашей с Серафимом беседы сидел в тени, в уголочке. А сейчас вылез попрощаться с другом. Очень тёплое вышло прощание…
Больше я его никогда не видела. А вот Изольда один раз ко мне в августе заходила.
Август кончился. Было немного грустно, что наступает осень, однако впереди у меня всё-таки был отпуск.
Отпуск мы с моим другом провели в Крыму. Кстати, мы скоро собираемся пожениться.
Андерсен за это время изрядно потолстел. Видимо, папа его усиленно кормил на даче.
Одна общая знакомая сообщила мне, что Изольда и Серафим недавно поженились и куда-то вместе уехали.
— Можете себе представить, Люба — и это после одного-единственного месяца знакомства!.. О, времена! О, нравы! — патетично восклицала знакомая. — И где она его только откопала? — дама никак не могла успокоиться.
Я распахнула окошко. Только что прошёл дождь, на небе, переливаясь, сияла высокая, крутая радуга — такая редкость в сентябре…
— Радуга! Хороший знак, — сказала я вслух. Андерсен согласно замурлыкал.
СТАРИК ГЛЕН и ИВАН ОСИПОВИЧ
НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА
Жара стояла нестерпимая. Иван Осипович Пчёлкин отложил газету, достал из кармана фланелевых брюк скомканный, в синюю клеточку носовой платок и тщательно вытер лоб.
— Жарко как, а? — неожиданно обратился он к соседу справа. Сосед почему-то никак не отреагировал на справедливое замечание Ивана Осиповича. Иван Осипович удивился и стал с интересом рассматривать молчуна. Сосед справа был лысым, что называется, как колено; с его яйцеобразной головы тонкими струйками стекал пот. «Перегрелся, наверное!.. — с сочувствием подумал Иван Осипович. — Да и где ж, по такой жаре, с этакой лысиной, да ещё и без кепки, уцелеть».
Наконец сосед справа, почувствовав на себе пристальный взгляд, повернулся к Ивану Осиповичу. Оба молчали некоторое время, потом сосед беспомощно развёл руками, и очень отчетливо произнёс:
— I am sorry, I don`t speak Russian.
Высказавшись таким образом, лысый сделал виноватое лицо и теперь тоже внимательно смотрел на Ивана Осиповича.
— It`s o.k. I can speak English.
Услышав слова на родном языке, сосед по скамейке совершенно преобразился: на его лице показалась такая детская радость, словно ему неожиданно преподнесли желанный подарок.
Нетрудно догадаться, что, поскольку сосед не понимал почти ни слова на русском языке, а Иван Осипович, как выяснилось, хорошо владел английским, то и весь их разговор происходил на английском.
Мы, разумеется, будем передавать их речь на своём родном языке, — тем более, что и дело-то происходит, не где-нибудь заграницей, а у нас, в России, точнее, в Санкт-Петербурге, а если ещё точнее, то на одной из скамеек возле фонтана у Казанского собора.
В общем, два пенсионера познакомились. Оказалось, что они почти одного возраста: иностранцу шестьдесят восемь лет, а Ивану Осиповичу шестьдесят шесть.