Он умолк, задумавшись о своем.
— Тут нечем гордиться, — не унимался торговец.
— Синьор, — снова заговорил Ракоци, — у вас, кажется, есть к приору какое-то дело. Очевидно, срочное, раз вы рветесь меня обойти. Так займитесь им! Я тоже спешу. — Он отвернулся к окну, не обращая внимания на свирепые взгляды торговца.
Наконец чиновник освободился. Носивший звучное имя Градаццо Онданте, он, похоже, полагал, что может поглядывать на людей свысока.
— У вас жалоба?
— Да. Я рассчитывал переговорить лично с приором, но уже вижу, что тому не бывать. Придется, видимо, изложить суть дела вам в надежде, что в самое ближайшее время сей документ попадет в руки приора.
Градаццо Онданте принял пергамент и приосанился.
— Моя прямая обязанность — доводить все жалобы до главы Синьории.
— Похвально. Я — граф Франческо Ракоци да Сан-Джермано. — Титул произвел впечатление. Чиновник вытаращил глаза и обратился в слух. — У меня палаццо в северной части города, около монастыря Святейшей Аннунциаты. Я провожу там различные опыты…
— Многие из которых противоречат флорентийским законам, — счел нужным вставить Градаццо Онданте.
— Это спорный вопрос, — возразил сухо Ракоци и продолжил: — Я веду переписку со многими именитыми учеными мира, и некоторые из них навещают меня. Такие, например, как португальский алхимик магистр Иоахим Бранко. Он гостит у меня достаточно долгое время и так увлекся научной работой, что даже счел нужным взять себе в помощь ученика. Прошлой ночью на магистра и сопровождавшего его юношу напали трое молодых флорентийцев, хорошо одетых и достаточно образованных, судя по их речам. Магистр Бранко был искалечен, его ученик Нарцисо Бочино — убит. Ему проломили череп.
Лицо чиновника вытянулось.
— Когда это случилось? И где?
— Прошлой ночью. В переулке, примыкающем к виа Порта-Росса. Молодчики действовали не таясь и переговаривались друг с другом. Магистр Бранко отчетливо слышал имя Клеменцо. Других имен он не помнит, ибо потерял отболи сознание и очнулся, когда все ушли.
— А ученик его, стало быть, не очнулся? — Градаццо Онданте вскинул пергамент, словно бы защищаясь от плохих новостей.
— Нет. Он мертв и лежит сейчас у меня. К сожалению, ни одна церковь не захотела принять его тело. Мне кажется, необходимо упомянуть, что Нарцисо Бочино — коренной флорентиец. Его отец — аптекарь с виа делла Примавера. Если власти Флоренции не сочтут нужным предпринять что-либо по факту избиения иноземца, то на убийство гражданина республики они вряд ли закроют глаза.
Пергамент в руках чиновника хрустнул.
— Ну разумеется, граф. Я… я немедленно сообщу об этом приору.
— Надеюсь.
— Череп пробит и ребра сломаны? — Чиновник прятал глаза. — А что с португальцем?
— Он плох. Прошу прислать в мое палаццо врачей, чтобы они составили акт о его состоянии.
— А Бочино, вы говорите, убит?
— Тело юноши лежит в комнате для приемов. Хотя ему больше пристало бы покоиться в церкви.
Онданте рассеянно покивал.
— Да-да, вы, конечно же, правы. Сейчас мы направим посыльных к его отцу…
Ракоци начал терять терпение.
— Я взял это на себя. Мой слуга Аральдо уже известил синьора Бочино о смерти его сына. Лучше направьте туда кого-нибудь из священников.
— Ну разумеется, разумеется! — Казалось, больше всего на свете Онданте хотелось, чтобы докучный проситель ушел. — Мы непременно обо всем позаботимся. Уверяю вас, граф!
— Когда?
Вопрос повис в воздухе и был воспринят с трудом.
— Когда? — переспросил Онданте. — Ах когда?… Скоро. Да. Очень скоро.
— Сейчас? — спросил Ракоци.
— Да… возможно. Скоро…
Градаццо Онданте встал и, отдуваясь, бочком выскользнул из приемной.
Ракоци возвращался в палаццо, обуреваемый мрачными мыслями. Со дня смерти Лоренцо прошло чуть более года, а город было уже не узнать. Он сделался тихим, пустынным, угрюмым. Двое встречных студентов в мантиях пизанского университета — судя по косичкам, юристы — торопливо перебежали улицу и пошли подругой стороне, прижимаясь к домам. У обоих был перепуганный вид. Интересно, чего они так испугались?
Сильный удар в плечо заставил его обернуться. Шагах в десяти от себя он увидел стайку юнцов. Камень, брошенный кем-то из них, покатился по мостовой.
— Антихрист! Антихрист! — завопили подростки. — Чужеземный антихрист!
— Что?… — Ракоци был так поражен, что встал, опустив руки, — Что это значит?
Следующий камень рассек ему бровь. Хлынула кровь.
Подростки принялись забрасывать его чем придется. В ход шли камни, куски отвалившейся от стен штукатурки, птичий помет.
Студенты нырнули в какой-то проулок. Другие прохожие делали вид, что ничего необычного не происходит. В чьих-то глазах мелькало злорадство, в чьих-то светилось сочувствие, но урезонить расходившуюся ораву не пытался никто.