Костры миров (сборник)

Он не знал. Собственная память не могла помочь Хенку. Но он упорно искал, он понимал — надо сейчас, именно сейчас и очень сильно всколыхнуть, взорвать привычные связки памяти, чтобы из взбаламученного, засоренного мелочами месива медленно поднялась, обнаруживая себя, какая-нибудь чужая начинка.

Он спохватился: «Что за бред?!»

А бармен продолжал жаловаться:

— Москиты! Опять москиты! Ханс, я запретил тебе создавать москитов.

— Они не кусаются, — фыркнул Ханс, не допуская бармена к климатической панели. — Зато Хенку нравится. Они здорово действуют на нервы. Правда, Хенк, эти москиты здорово действуют на нервы?

Хенк кивнул.

«Ум не снабжен врожденными идеями, как когда-то считали древние философы. Самый мощный компьютер не вместит в своей памяти все то, что помнит о кухне собственного дома самый обыкновенный земной ребенок: обстановку в ней, какие и где лежат вещи, что и когда может упасть, а что лучше вообще не трогать… Память не организуется в алфавитном, или в цифровом, или в каком-то сюжетном порядках, она извлекает свое содержимое путями поистине неисповедимыми, и если я, Хенк, надеюсь на случай, этот случай надо создать…»

Дотянувшись до инфора, Хенк включил вызов диспетчерской.

— Где это ты, Хенк? — удивился с экрана Челышев. Кажется, он мало что разбирал из-за густых, отовсюду плывущих испарений.

Ханс перегнулся через плечо Хенка:

— Охотник?

— Ага, я понял… — усмехнулся Челышев. — Ты сидишь в баре.

Хенк кивнул:

— Что вам выдал Иаков, Петр?

— Пусто! — Челышев выразительно щелкнул пальцами. — Ты, Хенк, наверное, раскачиваешь сейчас свою память, я угадал? Ну, так не мучайся. Ничего у тебя не получится. На каком-то уровне та память, которую мы исследовали… — Челышев явно избегал говорить в открытую, — эта память оказалась с пустотами. Ну, понимаешь, это выглядит так, будто из памяти выстрижены целые куски.

Хенк кивнул.

От Челышева он не ждал утешения.

«Не Арианец, не Цветочник, не землянин… Охотник прав… Мною надо заниматься серьезно…»

— Значит, вы не сдвинулись ни на йоту? — он вдруг ощутил непонятное ему самому удовлетворение.

— Ни на йоту, Хенк.

— А может быть, именно это и подтверждает, что тут нет особых проблем? — надежда вспыхнула в Хенке ярче ракеты, взорвавшейся прямо в кроне дерева, наклонившегося над стойкой.

— Нет, не означает, — сухо ответил Челышев. — Проблема есть. Это очень древняя проблема, Хенк. Проблема гомункулуса, помнишь?

И повторил:

— Проблема гомункулуса. Помнишь об этом?

Челышев не мог высказаться яснее.

Гомункулус.

Этим термином философы древней Земли обозначали когда-то крошечного гипотетичного человечка, якобы существующего в каждом человеке — ошибка, в которую, кстати, весьма легко можно впасть. Спросите любого: как он видит, как он воспринимает окружающий его мир, и всегда найдется человек, который ответит, нимало не смущаясь: ну, как… там у нас, где-то в голове, есть, наверное, что-то вроде маленького телевизора…

Но кто смотрит в камеру этого телевизора?

— Послушайте, Петр, — сказал Хенк. — Я настаиваю на своей просьбе. Я требую связать меня с Землей.

— Мы уже отправили официальный запрос.

«Вот так… Они все учли…»

Хенк вяло помахал рукой:

— Ладно… Тогда до встречи.

Бармен Люке и звездный перегонщик Ханс ничего не поняли в беседе, но Ханс хмыкнул недружелюбно:

— Что надо от тебя Охотнику?

— Ты и Охотников не любишь?

— Есть верная примета, — усмехнулся Ханс. — Где появились Охотники, там жди неприятностей.

— Еще титучай! — потребовал Хенк, но тут же отменил заказ. Он не хотел больше пить.

— Как мне добраться до двери? — он ничего не видел в тумане.

— Шлепай прямо по лужам, мимо дверей не промахнешься, — посоветовал бармен. — Все это призраки, Хенк. В определенном смысле, Хенк, все мы — призраки. Правда?

Хенк молча пошлепал прямо по лужам, по жидкой грязи, в которой корчились какие-то мерзкие отростки, пузырилась вода. Мутный воздух отдавал тлением. Рядом дрогнула, отклонилась заляпанная эпифитами ветвь, в образовавшуюся дыру глянули сумасшедшие глаза.

— Я ищу людей! — услышал Хенк. — Мне нужны люди!

Хенк выругался.

Он не хотел слышать о людях.

Он не знал, кто он сам.

Он чувствовал, что он сам заблудился.

И заблудился крупно.

12

За время работ в Нетипичной зоне Хенк привык оперировать миллиардами лет. Он привык думать, что какой-то запас времени у него всегда есть. Теперь никакого запаса у него не было. Он шел, не зная, не понимая, куда идет, пока не уткнулся в прозрачную стену силовой защиты.

Он поискал выход.

Выход нашелся — прямо на космодром.

Хенк издали увидел исполинское тело «Лайман альфы» с рогоподобным выступом в носовой части. «Там Шу, — обрадовался Хенк. — Шу мне поможет».

Смиряя себя, заставив себя не торопиться, медленным прогулочным шагом он двинулся к «Лайман альфе». Челышев запретил ему посещать корабль, но Хенк не хотел подчиняться Челышеву.

Брюхо «Лайман альфы» нависло над ним, как небо. Хенк подал сигнал, и люки открылись.

«Понятно, почему меня не остановили…» — с «Лайман альфы» был снят курсопрокладчик.

— Были гости? — спросил он.