Костры миров (сборник)

Но с этой минуты странная нерешительность, которой майор никогда раньше не чувствовал, стала явственно вмешиваться во все его планы.

— Анхела! — сказал он, подавляя в себе эту нерешительность. — При пытке током самое страшное — язык. Он влажный и воспринимает удар сразу. Нет людей, способных вынести такую боль. Вот почему в вашем молчании нет смысла. Туземец заговорит!.. А если он все же окажется исключением, я брошу на "Лору"… вас! Вы слушаете меня?

— Да.

— Тогда ответьте, — Досет не спускал с нее глаз, — почему вы не скрыли следов пребывания Кайо в вашей вилле? Даже кровь с подоконника не смыли! Не спрятали испачканный бинт… Вы что, впрямь жаждали познакомиться с "камерой разговоров"? Вас интересовал этот браслет? Ведь он, кажется, двойник вашего?

Анхела улыбнулась.

Два дня назад браслет на ее руке засветился. Это значило — станция перехода запущена, энергия, необходимая для переброски, собрана, время пребывания Анхелы в Тании подошло к концу.

Удивленная вопросом Досета, Анхела сосредоточилась — и мысли майора открылись ей: "Она не человек… Зачем она вмешивается в наши дела?.. Проверка на человека…"

Откуда, удивилась она, это странное желание отторгнуть меня от людей? И ту же прочла в мыслях майора: "Ларак… Небесный бык… Радиоактивный скелет… Оружие Замамы…"

Они перехватили не только спрайс, поняла Анхела. В их руки попало и письмо Курта.

Бедный Курт!

Она снова почувствовала боль под сердцем, но на этот раз боль принадлежала только ей. И боль усилилась, когда Анхела представила, как страшно было Шмайзу бежать по лесной поляне, как страшно было ему видеть прыгающую перед ним собственную черную тень, отброшенную пламенем горящего самолета!..

Погружаясь в прямые, как выстрелы, мысли Досета, Анхела слово за словом восстановила письмо Шмайза. И, может быть, впервые за много лет, проведенных ею в Тании, она испытала чувство нежного облегчения — Курт ошибся!.. Он слишком близко стоял к тому, что могло ослепить и более смелого человека!

— Если туземец не скажет, — повторил Досет, — скажете вы!

И приказал:

— Дуайт, напряжение!

Дуайт замкнул контакты. Судорога свела тело журналиста, но это была не боль, это был лишь рефлекс, реакция на уже узнанное!

— Что у вас, Дуайт?

— Видимо, отошли контакты, — Дуайт наклонился к проводам.

— Живее!

— Ищите ниже, — подсказала Анхела. — У левой клеммы, под изоляцией, обрыв.

— Точно! — удивился Дуайт. — Придется сменить провод.

— Не стоит, — произнесла Анхела, поднимая с пола руану. — Вы не тронете больше Кайо. А что касается самолета, майор, эту тайну вам придется оставить для либертозо. Она не принадлежит вам.

— Я потому и облечен властью перераспределять информацию, — хмыкнул Досет, — что меня не устраивают чужие тайны… Не будете же вы утверждать, что нам трудно сменить перетершийся провод?

— Я порву его снова!

— Порвете? — поразился Досет.

— Да, — повторила Анхела. — Порву. И, если понадобится, повторю это много раз. Я не ленива.

— Но вы и не сумасшедшая! — взорвался майор.

— Это меня поддерживает.

— Тогда, может быть, начнем все сначала? — Досет едко ухмыльнулся. Где вы все-таки родились?

— Мемфис-центр…

— Я уже слышал об этом!

— Не до конца… МЕМФИС-ЦЕНТР ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ВЕКА!

Она разыгрывает комедию или впрямь свихнулась? — окончательно растерялся майор.

"Самое трудное, — сказала себе Анхела, — это убеждать. Там, дома, в двадцать четвертом веке, достаточно было кивнуть, и этот кивок не мог не быть правдой. Они же, — подумала она о Дуайте, Досете, Чолло, — давно разочаровались в словах. Им не нужна правда, ибо чаще всего она оборачивается против них. Им нужны фокусы, им нужны трюки. И чем эти трюки эффективнее, тем легче они в них верят".

Она вспомнила гранитные скалы, нависшие над могучей северной рекой. Лиственницы пожелтели, под каждой был очерчен круг опавших осенних игл. На другом берегу высоко поднимались над скалами и деревьями длинные корпуса Института Времени. Собирая редкие ягоды костяники, Анхела нетерпеливо смотрела на реку. Она ожидала Риала.

Она ошиблась — Риал не воспользовался катером, он просто переплыл реку. Он вылез на розовый гранит совершенной мокрый, с широких плеч стекала вода, волосы прилипли ко лбу. И, прижавшись щекой к мокрому плечу Риала, Анхела разблокировала сознание. Самые тайные мысли свободно текли в мозг Риала и, отраженные, усиленные его чувством, так же свободно возвращались к ней. Они _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_и_ друг друга, они были одним существом, и Анхела не сразу поняла, почему Риал смеется. А Риал, правда, смеялся. Смеялся беззвучно, скрыто. Смеялся словами, считанными с древней клинописной таблицы. И в бесконечно счастливом, добром и нежном смехе Анхела, наконец, различила слова.