СЭР ДЖОН
НОРМАН
Нет, сэр, вам сейчас никак нельзя отступать. Сейчас никак. Давайте-ка подправим морщины.
СЭР ДЖОН. Я прямо вижу, как они бомбят Большой театр в Плимуте. Вандалы!
НОРМАН. Да, сэр.
СЭР ДЖОН. Так какая у меня первая реплика? Что там надо болтать?
НОРМАН. «Сходи за королем Французским, Глостер, и герцогом Бургундским».
СЭР ДЖОН. Ты совсем меня заговорил. Помолчи, пока я буду одеваться. Мне предстоит трудная работа, чертовски трудная! Сегодня на мне весь мир, весь это распроклятый мир!..
НОРМАН. Сэр!..
СЭР ДЖОН. А я не могу вспомнить первую строчку! Позади сотни спектаклей, а мне приходится спрашивать тебя, какая у меня первая реплика.
НОРМАН. Ничего, сэр, я заставлю вас со всем этим справиться…
СЭР ДЖОН. Заставишь меня?! Тут заставить нельзя: мы просто выполняем свой долг, из вечера в вечер, а я совсем обессилел!
НОРМАН. Нет, ей — богу, вы, такой замечательный, я бы сказал — лучший из людей, и вы начинаете разочаровывать меня, уж прошу прощения. Вы, который всегда говорили, что жалость к себе — самое неприятное качество на сцене и в быту. Для кого вы работали все эти годы? Для министерства культуры? Мы боремся, чтобы выстоять, вот в чем дело. Боремся, чтобы выстоять, это ваши слова! И все мы боремся — к чертовой нас матери! — разве не так? Я борюсь и борюсь, вы думаете — это просто? Так нет, совсем это непросто, скажу я вам, ни чуточки не просто — и бороться непросто, и выстаивать во всем этом дерьме! Но ведь весь мир борется, чтобы выстоять, черт возьми, почему же не выстоять вам?
СЭР ДЖОН. Я, кажется, огорчил тебя, Норман, дружище. Прости меня. Я понимаю. Но мы не можем всегда быть сильными. В нас тоже образуются трещины.
НОРМАН. Черт с ними, с трещинами! Как у нас с париком?
Виноват, если мешаю вам сосредоточиться.
СЭР ДЖОН. «Мы ведь оба на службе, Алфонсо». Что там дальше? Что я на это отвечаю?
НОРМАН. «Или, по — твоему, недостаток тщеславия заставлял меня тянуть эту лямку? Но как понимать тщеславие, если оно в том, чтобы захватить местечко повыше, — ты прав: у меня его нет! Мне все равно, где исполнять свой долг. Меня всегда увлекало само дело».
СЭР ДЖОН. Отличная у тебя память, Норман.
НОРМАН. Моя память — вроде полицейского. В нужный момент не сыщешь.
СЭР ДЖОН. Вот это была пьеса! И сборы давала. Особенно ее любили умные судомойки и глупые священники. Будь я на двадцать лет моложе, я бы по — прежнему играл подобную ерунду. Но сейчас я устремлен в космос. А разве их это заботит? Ненавижу этих свиней!
НОРМАН. Давайте закончим с бровями.
Айрин
СЭР ДЖОН. Так мало?
НОРМАН. Вы сегодня поздно начали, сэр.
СЭР ДЖОН. Отчего она не принесла корону? Я привык, чтобы к этому времени корона была уже у меня на голове. Взгляни!
НОРМАН. Что такое?
СЭР ДЖОН. Мои руки!.. Они дрожат…
НОРМАН. Будет очень выразительно в роли. Не забудьте загримировать руки.
СЭР ДЖОН. Я не могу удержать их. Помоги мне.
НОРМАН
СЭР ДЖОН. Я справлюсь с разделом королевства. Одолею сцену с шутом. Снесу разгон свиты. Сумею произнести все положенные проклятья. Я даже не боюсь быть исхлестанным бурей. Но я боюсь финального выхода. Когда надо вынести мертвую Корделию и плакать, плакать, выть, как ветер… Потом тихонько положить ее на землю. И умереть. Хватит ли у меня сил?
НОРМАН. Да у кого же хватит, как не у вас?
СЭР ДЖОН. Ты добрый друг, Норман.
НОРМАН. Спасибо, сэр.
СЭР ДЖОН. Чтобы я без тебя делал?!
НОРМАН. Думаю, справились бы сами.
СЭР ДЖОН. Я отплачу тебе добром.
НОРМАН. Будьте снисходительны к моим чувствам.
СЭР ДЖОН. Не дразни меня. Может, мне недолго осталось.