Читаем Костя в средней школе полностью

— А если бы не рост?

— Мам, ты так говоришь, как будто это ерунда какая-то, — возмутился я.

— Именно.

— Я так не считаю. Я не могу смотреть на неё снизу вверх, понимаешь?

— И откуда только у тебя такие бзики… — Мама с досадой махнула рукой, прям как бабаня, и убежала на кухню, откуда донеслись шкварчащие звуки.

В общем, маме не удалось заронить во мне и зёрнышка сомнения в том, что новые обстоятельства положили конец нашей истории. Надеялся ли я в будущем догнать Марусю? Да, конечно. Каждое утро, когда я просыпался раньше мамы, я вставал спиной к стене и клал на голову томик Пушкина. Но за месяц он поднялся максимум на пять миллиметров. Придя из школы, я подолгу висел на турнике и подтягивался, отчего ладони обзавелись жёсткими мозолями, а плечи — нехилыми бицепсами. А ещё я частенько переедал, вспоминая бабанину присказку из раннего детства «надо хорошо кушать, чтобы хорошо расти». И всё равно меня грызли чувство бессилия, обида на судьбу, ревность, временами отчаяние. Я уже сам начал подумывать о переходе в другую школу. С Никитой только не хотелось расставаться.

В конце сентября я застал Вергилию плачущей в раздевалке после уроков.

— Эй, ты чего? Обидел кто?

Она помотала головой.

— Вот что вы все в ней нашли, а?

— В ком? — уточнил я, хотя сразу догадался.

— В Алиске этой. Кукла куклой.

— Ну да, она маленькая, — подтвердил я.

— А я что, большая? — заплакала ещё пуще Вергилия.

И тут же примолкла.

— Погоди, так это всё потому, что Маруся выросла, да?

Я промолчал.

— Из-за этого дурацкого роста ты променял её на куклу?

— Матвей высокий и умный, так что ей же лучше, — ответил я.

Вергилия разозлилась ни на шутку. Я раньше и не видел её в ярости.

— Разлюбить девушку из-за высокого роста — на это способны только мужчины! — возмущалась она.

— Да не разлюбил я её! — вырвалось у меня, и самому стало тепло от этих слов.

— Тогда что ж ты творишь?! За что ты ей сердце разбиваешь?

— Вечно ты преувеличиваешь, Вергилия!

— Ни капельки! Я же вижу, как ей плохо. Ни с того ни с сего такое предательство.

Я похолодел, не в силах понять: я совершил непоправимое или ещё поправимое.

— Я ей расскажу, что ты просто дурак, а не предатель, — заявила Вергилия.

— Не смей ей ничего передавать! — предупредил я.

— Слушай, у неё же день рождения скоро, — вспомнила Вергилия, — сразу после дня учителя.

(«А ведь я забыл», — подумал я с горечью).

— И что?

— Подари что-нибудь. Особенное.

Особенное! Я и неособенное придумать не могу — мама обычно выбирает книжки на свой вкус.

— Мам, посоветуй, что подарить Марусе на день рожденья, — попросил я за ужином.

Мне хотелось показать ей, что она поспешила с выводами на мой счёт. Мама улыбнулась совершенно счастливой улыбкой.

— Я уж боялась, что ты забыл, — сказала она. — Я думала об этом. Книжек мы уже много дарили, хочется что-то особенное. — Я икнул. — Может, браслетик? Она носит украшения?

— Да вроде нет.

— Не хочешь написать стихи?

— Нет. Надо уметь вовремя остановиться, — философски заметил я.

— Может, смастеришь что-нибудь?

— Что, например?

— Подумаю.

— Слушай! — вдруг просветлела мама, а я автоматически напрягся. — Подари ей цветы!

— Что?!

— Небольшой букет.

— Зачем ей цветы? Завянут и всё, ещё в школе.

— А мы в корзиночке возьмём, — нашлась мама, — они долго не вянут.

— И что, при всех дарить цветы?

Мамино воодушевление напрягало всё больше. Я знал, что она теперь будет давить, пока не додавит.

— Да, при всех. Включая Матвея. Это многозначительный жест, это свидетельство смелости, решимости, свободы от чужого мнения.

— Не хочу я многозначительных жестов, — застонал я. — И у меня нет ни смелости, ни решимости, ни свободы. Я хочу просто сделать приятный подарок.

— Хорошо, — мама села напротив. — Реши сначала для себя — что ты хочешь сказать своим подарком: что вы остаётесь добрыми друзьями, что ещё не всё кончено или что ещё ничего не кончено?

Я вылупил на маму глаза. Папа, подслушавший из ванны, не выдержал:

— Что ты насела? Дарить девочке цветы в пятом классе это явно перебор!

— Нет, не перебор! Потом это уже будет само собой, будет много букетов, а этот, самый первый, на всю жизнь запомнится.

Папа пришёл, качая головой.

— Я даже представить себе не могу, чтобы я при всём классе подарил девочке цветы!

— Вот именно, — вскочила мама. — Только это ты!

— Это я, — подтвердил папа. — А он чем лучше?

— Он лучше тем, что пораньше твоего разобрался в девушках!

Папа даже рот открыл.

— Пойдём, Кость, — обратился он ко мне. — Когда мамочка входит в раж, с ней бесполезно спорить.

— Иди-иди, Кость, — подхватила мама. — Папочка научит, что, когда нечего возразить, надо говорить «с тобой бесполезно спорить».

Я удалился вслед за папой.

— А ты как думаешь, что ей подарить? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.

— А почему надо что-то дарить? Я ничего в школе девочкам не дарил, — ответил папа.

Я не счёл нужным настаивать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Костя Куликов

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное