Кость для Пойнтера

Понятно, почему. Серпом, а иногда просто незамкнутым кружком, алхимики издревле обозначают стихию Воды, как замкнутым — Камень, треугольником языка пламени — Огонь, а квадратом паруса — Ветер. Хоть что-то у подгорного народа так же, как у всех прочих, без пугающих различий.

— А отсюда до них близко? — продолжал я допытываться уже для порядка.

— Не знаю, — гном пожал плечами и тычком пальца поправил очки. — А что, это важно?

Еще бы не важно!!! Без воды долго не продержишься даже в сырой и прохладной пещере. Уснувшие на миг сомнения в пригодности моего невольного спутника к жизни, не обеспеченной посторонними усилиями, закопошились пуще прежнего.

Впрочем, как-то ведь он уцелел в своем подгорье до встречи со мной. Не исключено, что эти пещеры и гроты выглядят жутковатыми и враждебными только для чужака. Для местного уроженца они вполне могут быть с детства знакомы до последнего уголка, уютны и привычны.

Эта мысль кое-как успокоила меня и отбила охоту пускаться в дальнейшие расспросы. Пора уже сниматься с места, а то когда еще доберемся до источника… Опять и снова — какой смысл расхаживать по собственному дому с фляжкой, когда там не только бары через каждые четыре сотни ярдов, но и купальни с минерализованной водой где-то с той же частотой.

Вода… Прямо из серебряных труб над ваннами, прозрачная, чистая и холодная…

— Пошли, что ли? — прервало мои видения настойчивое подергивание за рукав. Инсургент нервно переминался с ноги на ногу под ворохом кожаных одежек, покуда я моргал и облизывал пересохшие губы. Да, всерьез же меня прижало… Вчера столько всего стряслось, что жажда вообще не давала знать о себе, а с утра вот навалилась в полный рост, заставив на долгую минуту позабыть о реальности.

От пути вглубь по расселине, выходящей из дальнего конца пещеры, не становилось легче. Гном впереди не зажег никакого огня в придачу к моему фонарнику — не иначе, из экономии, — постоянно что-то бормотал себе под нос, то и дело ощупывал стены и пересчитывал что-то на пальцах. А может, и сами пальцы — неровные своды пещеры оказались отнюдь не безжизненными, чем глубже, тем больше лепилось на них островков мха и лишайника, между которыми все чаще сновали порядочных размеров многоножки и прочие кивсяки.

Навстречу тянуло сыростью, а иногда и теплом — струйками чуть греющего воздуха в подгорной холодрыге. Однако поросль и живность на стенах явно были обязаны своим обилием не этим лоскутьям подгорного жара, а неким более постоянным источникам, заменяющим солнечные лучи в Безнебесных Странах.

На ходу я сунул руку в карман за мячом-тестером и, стараясь не сбиваться с шага, настроил его на претворение невидимого света в видимый. К холодному, бирюзового оттенка сиянию жука-фонарника сразу же прибавилось жаркое мерцание магического прибора, затлевшего во тьме угольком. О да, сила незримых лучей, какие обычно применяют в изменении наследственности, была здесь в дюжину раз больше обычной. Не смертельно, да и «глубинный загар» не сразу свалит — изъест нутро лет за пяток, не раньше. А по обретенному мной эльфийскому здоровью может и вовсе пройти без последствий, даже если задержусь тут надолго.

То ли заметив позади себя алое мерцание, то ли еще почему, но исконный житель подгорья, похоже, обладавший повышенной устойчивостью и врожденным чутьем к незримому свету, на ходу полуобернулся и бросил:

— Погаси.

— Что погасить? — до меня не сразу дошло, что здесь, в местах, куда никогда не заглядывает солнце, можно по своей воле отказаться от света.

— Все. И моргалку магическую, и фонарника тоже, — безжалостно уточнил мой проводник и снизошел до объяснения: — Могут заметить. Скоро начнутся обжитые тоннели.

Хм… Резон серьезный. Только как же мы сами?

Впрочем, ему лучше знать. В конце концов, проще простого заставить насекомое вновь засветиться. Сахара в крышечке его колбы вполне достаточно — вытряхни крупинку, встряхни стекляшку, чтобы разбудить жука, и несколько часов света обеспечено.

Ленточка с фонарником отправилась в один карман, обнуленный тестер в другой. Но света вокруг нас от этого особо не убавилось. Лишайники и мхи на стенах сияли нежным бледно-зеленым мерцанием, сбрасывая излишки незримого света, который не могли целиком освоить. Его не хватало, чтобы полностью обрисовать формы предметов — идущий впереди инсургент превратился в силуэт с неясными тусклыми бликами, словно вырубленный из куска угля, — но для того, чтобы понять, куда ставить ноги, освещения вполне хватало. Но отчего-то этот холодноватый свет лишь добавлял беспокойства к и без того угнетающей атмосфере чужой страны без неба, без погоды, без смены дня и ночи.