Космопорт, 2014 № 01 (2)

Правду сказать, подумывал он даже, как бы ту Бабусю Ягодку по-тихому огнём уморить. А поскольку был осторожен, то сперва поговорил с местным настоятелем, который, однако же, его замыслам решительно воспротивился, понимая: так уж повелось испокон веков, что во всякой околице была, есть и должна быть своя ведьма. Кроме того, Бабуся Ягодка скручивала необычайно действенные затычки от геморроя, а недуг этот издавна одолевал почтенного пастыря. Одна мысль, что поразительный секрет сего ремедиума может сгореть вместе с бабкой, наполняла настоятеля смертельным ужасом.

А вскоре вышло наружу, что предательство роится и в самом доме пана володаря. Ибо заметил он, что даже собственная жена его, Висенка, плетёт сговор с Бабусей. Володарь подозревал, что оный сговор имеет нечто общее с напитком, который его жаждущая прироста семейства женушка вливала в него всякое воскресенье — весь день потом держался во рту гадкий привкус. А поскольку володарь побаивался Висенки — а тем паче побаивался её отца, прославленного старосту Змейка, господина над Помещеницами, — то и решил держаться от ведьмы подальше. До благовременья, поскольку, наблюдая за местными жёнками, володарь высчитал, что самое большее после четвертого спиногрыза Висенка распрощается с сими мыслями — и вот тогда-то ведьма ответит ему за всё, включая воскресное чудо-зелье.

Пока же практика Бабуси шла успешно. Шимек приметил, как из ведьминой избы выскочила молодая жёнка солтыса и, сжимая что-то в подоле, что было духу помчалась в лес. Из-за неприкрытой двери раздавался издевательский гогот. Смущённый Шимек нервно почесал ногу об ногу… но видения светлого будущего рядом с Ярославной превозмогли страх.

— Хм-кхм, — откашлялся он вежливо.

Бабуся отворила дверь энергичным ударом клюки. Какое-то время всматривалась в свинопаса, грызя жёлтый ноготь большого пальца, а после проскрипела:

— Опаньки!

Парень покраснел.

— Опаньки! — повторила ведьма с тенью недоверия и удивления в голосе. — Вот же как ты вымахал, Шимек! Кто бы подумал? — и захихикала.

Шимек собрался с духом и несмело начал разговор:

— Водочки, Бабуся?

Шимек слыхал, что она не прочь порой выпить, и запасся у корчмаря порцией оковиты.

— Водочки? — переспросила ведьма с сожалением. — Не пью уже водочки. С той поры, как Висенка обеспечила мне постоянный сбыт любавницы, пью только скальмерские вина из погреба её мужа. И ты мне зубы не заговаривай! Давай по-быстрому: чего хочешь. В кого?

— В Ярославну, — выпалил Шимек и глупо улыбнулся.

Бабуся с неодобрением покачала головой.

— И четырнадцать моргов… — пробормотала под нос. — Вы что ж, никогда ничему не учитесь? Ты что же, не знаешь, что любавница цветёт на болотах? И думаешь, я люблю гонять голышом под полной луной? Не можешь, что ли, найти себе какую-нибудь милую расторопную девицу?

— Нет! — Шимек был уверен в своём чувстве. — Или Ярославна, или никто!

Бабуся снова заворчала.

— А чем платить собираешься? — спросила она подозрительно, чем совершенно сбила парня с мысли.

Несколько лет тому назад володарь рассорился с набольшим из соседней долины, и во время атаки на вражий двор отец Шимека пал на поле славы (вернее, во рву славы, откуда выловили позже его всё ещё пахнувший водкой труп, но у володаря был пунктик на краснобайстве). С той поры жилось им с матерью не лучшим образом. Огород за хибарой не родил вдоволь фасоли на зиму, изба год за годом кренилась всё сильнее, и даже яблонька, дающая тень во дворе, дарила им лишь мелкую кислятину. Правда, были ещё два подсвинка, подаренные володарём в миг слабости, но Шимек скорее расстался бы с собственной жизнью, нежели с ними.

— Ну… видите ли… — затянул парень.

— И что я должна видеть?! — взъярилась старушка. — Ты что ж, думал, что я так вот, за здорово живёшь, примусь скакать по росе? Так я уже не молодуха! И подагра меня крутит. Мне б на печи сидеть да мёд попивать, а не голышом под луною мотаться. Не заплатишь — не получишь! И баста!

— А, может, вроде так… натурой, Бабуся?

Ведьма глянула с интересом, бесцеремонно ощупала Шимека взглядом.

— Ну-ну! — чмокнула удовлетворенно.

Шимек снова заалел (хотя и не пойми чего).

— Я думал, поубираю, там, дров нарублю, — быстренько пошёл он на попятную (хотя опять же не пойми чего). — Крышу починю… Она ж, видите, дырявая какая… Навоз разбросаю, — закончил он в последнем отчаянном порыве.

Бабуся Ягодка ждала достаточно долго, чтобы на глазах у Шимека выступили слёзы.

— Семь дней службы, — наконец отрезала сухо. — И ни днём меньше.

— Какие же вы добренькие! — просиял Шимек. — Так я приду утречком, едва солнышко взойдёт, и сделаю, что нужно.

— Я имела в виду службу стационарную, — скривилась Бабуся. — То есть, говоря по-простому, ты и твои свиньи на неделю переселяетесь ко мне. Или так — или никак.

В голове Шимека, крытой соломой кудряшек, мелькнуло трагическое предчувствие насмешек, на которые не поскупятся местные острословы. Но… Он только пробормотал благодарствие и уныло поплёлся домой — извещать свинок о переезде.