Космический шулер. Ретиф

- В принципе, - заявил он, делая первый шаг, - разговаривать самому с собой даже полезно. Во-первых, с умным человеком и поговорить приятно, а во-вторых - один ум хорошо, а два - лучше.

- Ты забыл добавить, что тебе некого будет винить за дурацкий совет.

- Зато я помню, что так ведут себя шизофреники.

- Подумаешь! На тебя обрушилось столько несчастий, что шизофрения не в счет.

Лафайет отправился в путь, прихрамывая то на правую, то на левую ногу: обе лодыжки были слегка растянуты после прыжков, падений и бега прошлой ночью. Постепенно лес начал редеть, а кустарник, наоборот, стал гуще. Вскоре O'Лири очутился на каменистом склоне горы, где росли одинокие кедры. Накрапывал мелкий дождик, и колючие капли били по онемевшему лицу, попадали в глаза и стекали за воротник. Через пятьдесят футов склон горы закончился бездонной пропастью. Лафайет осторожно подошел к ее краю, посмотрел вниз, но не увидел ничего, кроме густого тумана.

- Замечательно! - воскликнул он. - Лучше не придумаешь! Впрочем, мне так не везет; что этого следовало ожидать. Неудивительно, что старушка улетела на помеле без помела и жужжала как муха.

- Делать нечего, придется тебе идти по краю, пока не увидишь дороги, тропинки или лестницы, ведущей вниз.

- Ты забыл об эскалаторе и фуникулере.

- Верно, сплоховал малость. Итак, - энике, бенике, сика, леса, энике, бенике… это сюда!

Лафайет пошел направо. Спустя час, в течение которого он спотыкался, падал и один раз чуть не свалился в пропасть, никаких изменений не произошло.

- Совсем ты расклеился, O'Лири, - тяжело дыша, пробормотал он. - Всего несколько лет назад ты скакал бы здесь как молодой козлик.

- Но ведь я привык к легкой жизни, так что нечего себя винить.

- В таком случае, пусть это послужит тебе хорошим уроком.

Ветер усилился, дождь стал хлестать сильней. Спотыкаясь на каждом шагу, Лафайет продолжал упорно идти вперед. Его руки и ноги окончательно онемели от холода.

Он молча прошел еще с полмили и остановился передохнуть и провести очередное совещание.

- Осталось совсем немного, - с фальшивой уверенностью заявил он, растирая посиневшие уши. - Вот увидишь, я обязательно…

БИИ-бип, БИИ-бип, БИИ-бип. Негромкий звук раздавался совсем рядом.

Лафайет осторожно огляделся по сторонам, но ничего не увидел.

- Слушай, ты! Я согласился с тобой разговаривать, но по-человечески, а не азбукой морзе! - Он яростно принялся тереть уши.

БИИ-бип, БИИ-бип, БИИ-бип. Звук стал резче, отчетливее.

O'Лири посмотрел на руки. Перстень герцога Родольфо подмигивал ему со среднего пальца. Рубиновый свет то вспыхивал, то гас…

- Эй! - слабым голосом произнес Лафайет и приложил перстень к уху. Бибиканье усилилось.

- Оно что-то не делало этого раньше, - подозрительно сказал он, глядя на рубиновые вспышки.

- А вот сейчас делает, - последовал презрительный ответ. - И наверняка неспроста.

- Может… может, это какой-нибудь маяк или пеленгатор, как в самолете?

- Все может быть. Надо проверить. Лафайет осторожно прошел вверх по склону, прислушался…

Би-БИИП, би-БИИП, би-БИИП.

- Ага! Значит, я сбился с курса. - O'Лири вернулся на прежнее место и осторожно пошел вперед по самому краю пропасти. Перстень начал издавать ровный гудящий звук.

- Так я и знал! Все в порядке! Интересно, куда я приду?

- Тебе не все равно? Куда угодно, лишь бы убраться отсюда!

Низко пригнув голову, прищурившись, Лафайет продвигался к неизвестной цели, прижав перстень к уху, и, перебравшись через несколько поваленных стволов, неожиданно оказался в пустоте. Судорожным движением он попытался ухватиться за небо, но в следующую секунду почувствовал ветер, свистящий в ушах с ураганной силой. Склон ущелья понесся вверх, как скоростной лифт. O'Лири успел заметить огромную белую цифру 21, затем 20, 19… и в это время гигантская теннисная ракетка размахнулась и ударила по нему, посылая на другую половину поля, а тысячи болельщиков взревели в одно горло.

Седьмая

Кто-то спутал его спину со старым пыльным ковром, который необходимо было тщательно выбить тяжелыми дубинками. В груди работала бригада рабочих, заливающих дорожные выбоины кипящим асфальтом. Головой почему-то играли в баскетбол, а глазами - в настольный теннис.

- Кажется, очухался, - раздался над его ухом чей-то голос.

- Стонет, совсем как здоровый.

- Тебе виднее, Кроль. Помрет - доложишь. Послышался звук удаляющихся шагов, скрип двери. Лафайет осторожно открыл один глаз и увидел идеально белый потолок с лампами дневного света. Стараясь не обращать внимания на гарпун, которым его шею пригвоздили к подушке, он поднял голову. Невысокого роста толстячок с добродушным лицом и огромным носом тревожно следил за каждым его движением.

- Ну ты даешь, парень, - сказал он. - Как дела?

- Болтошка! - воскликнул Лафайет слабым голосом и бессильно откинулся на подушки.

- Вот те на, иностранец! - проквакал голос. - Прости, Везунчик, меня не говорить хангарски по, понимать ты?

- Конечно, никакой ты не Болтошка, - дрожащим шепотом произнес O'Лири. - Все мои друзья в этом кошмарном сне как две капли воды похожи на тех, кого здесь нет.