– Мистер Блер – распорядитель фонда имени Теодора Финчля, – счел нужным пояснить директор. – Быть может, он несколько преувеличенного мнения о более чем скромных достижениях института и о том вкладе, который...
– Извините, сэр, – рассердился Эверетт. – Пусть достижения наши не так уж и велики, но что касается вклада... Наш институт является по существу противосаранчовым центром всего Британского Содружества, а поле деятельности его распространяется на многие континенты и острова жаркого и умеренных поясов планеты. И если правительство по слепоте своей скупится на поддержку, то это еще не значит, что мы...
– Без политики, умоляю, без политики, Эверетт, – с шутливым ужасом замахал руками директор. – Уверяю вас, нашему гостю это совсем не интересно.
– Все это чрезвычайно любопытно, джентльмены, – с мягкой улыбкой заметил американец. – А вы еще говорите: преувеличенное мнение. Да я и не подозревал, что ваше поле деятельности столь обширно.
– О да, – заторопился директор. – В этом отношении мой друг доктор Эверетт совершенно прав. Наш географический отдел, например, прослеживает передвижение крупных стай во всем мире. Специальная лаборатория занята искусственным размножением саранчи...
– Вот как! – удивился Блер. – У вас занимаются даже этим?
– Миллион яиц в год, сэр. Миллион яиц и до пятидесяти тысяч взрослых особей. Размножение саранчи у нас, так сказать, носит характер массового производства. Признаться, это служит нам дополнительной статьей дохода. Мы рассылаем саранчу десяткам университетов и многочисленным ученым во многие страны.
– Поразительно! И вы не опасаетесь производить в таких масштабах подобный материал здесь, в Англии?
Директор улыбнулся:
– Недавно произошел курьезный случай. Молодой биолог в панике прибежал в полицию с кузнечиком в спичечной коробке. «Это шистоцерка – опаснейший вредитель, я поймал его в центре Лондона, в Гайд-парке!» – волновался он. Полиция было всполошилась, но мы быстро успокоили ее. Действительно, несколько особей удрало у нас из лаборатории, но в этом не было ничего опасного. У пустынной саранчи нет и малейшего шанса выжить на наших островах. К сожалению, во многих других районах мира саранча себя чувствует отлично. Она может буквально процветать на площади около тридцати миллионов квадратных километров. Значительная часть Африки и Азии и сегодня еще страдает от ее опустошительных налетов.
– Тридцать миллионов квадратных километров, – пробормотал американец. – Колоссально!
– О да, сэр. И вся эта огромнейшая территория постоянно находится под угрозой массового нашествия. Природа не знает более прожорливых существ. Ведь средняя стая шистоцерки весит примерно двадцать тысяч тонн и истребляет за один только день массу растений, равную собственному ее весу. В один только день, сэр! И одна только стая! Нами подсчитано, что даже в самый благополучный год саранча уничтожает сельскохозяйственные культуры на сумму, превышающую сто миллионов долларов.
– Сто миллионов? – улыбнулся Блер. – Как раз такая же сумма, по традиции, ежегодно ассигнуется у нас Конгрессом по закону о взаимной безопасности.
– Простите, сэр?.. – переспросил директор.
– Нет, нет, – пустое совпадение... Прошу вас, продолжайте. Вы говорили с таким подъемом.
– Я думаю, сейчас мы предоставим слово моему другу Эверетту. Доктор ведет весьма интересные исследования, и если мистер Блер не возражает...
– О, я был бы весьма признателен.
– В таком случае, оставляю вам нашего гостя, Эверетт, – нежно пропел директор и поклонился американцу:
– После осмотра жду вас в кабинете, сэр.
Эверетту стало не по себе.
– Ну что ж, пойдемте, – буркнул он и, не глядя на Блера, направился в лабораторию. Миновав длинный полутемный коридор, он распахнул плотно прикрытую, одетую теплоизоляционным материалом дверь и, пропустив гостя вперед, шагнул в просторное, ярко освещенное помещение.
– Однако, – воскликнул американец, вытирая выступившие на лбу бусинки пота. – Пышет, как возле мартена.
– Точнее сказать – как в Сахаре, – поправил Эверетт. – Здесь круглый год царит атмосфера раскаленной пустыни.
Они прошли мимо шеренги высоких, освещенных изнутри, стеклянных ящиков, – в них по изгрызенным ветвям безостановочно двигались крупные желто-зеленые кузнечики, и остановились перед большим – десять футов в длину – инсектарием. Дно его дюймов на шесть покрывал темный влажный песок, по которому кое-где была разбросана свежескошенная трава.
– Здесь мы их и разводим, – сказал Эверетт. Открыв сбоку маленькую дверцу, он просунул руку внутрь и вытащил из песка темную палочку дюйма в четыре длиной. – Это так называемая кубышка, в ней содержится до сотни яиц, каждое размером с пшеничное зернышко.
– Разрешите? – протянул руку Блер. – Интересно, чрезвычайно интересно, – проговорил он, внимательно разглядывая кубышку. – Прочная штуковина.