Космаец

Шлепая башмаками по грязи, первый часовой скрылся в темноте. На фоне темного неба рисовалась теперь одна фигура, закутанная в длинный плащ с капюшоном. Часовой долго не двигался с места, стоял как столб и таращил глаза в темноту леса, словно чувствовал, откуда ему грозит смерть. Партизаны, припавши к деревьям, не чувствовали, как стекает по их спинам вода, и едва сдерживались, чтобы не стучать зубами от холода. В конце концов часовой немного оживился и стал шагать по узкой тропинке вдоль опушки леса. Штефек ожидал, может быть, он присядет, но часовой двигался взад и вперед, как маятник, он несколько раз прошел мимо Штефека, но каждый раз довольно далеко, одним прыжком к нему приблизиться было нельзя. Надо было подобраться к нему поближе, и Штефек сделал несколько шагов на цыпочках, но задел какую-то ветку, и вода хлынула с дерева. Часовой настороженно остановился, прислушался и, когда все успокоилось, продолжал ходить. Теперь он уже проходил ближе. Штефек вытащил нож из ножен и зажал его в руке, какое-то внутреннее чувство подняло его, толкнуло вперед. Все тело сжалось, голова ушла в плечи, ноги подобрались, словно пружины, готовые подбросить его, когда это будет нужно. В этот момент четник приблизился к нему, замедлил шаг, достал сигарету и щелкнул немецкой зажигалкой. Короткий язык пламени вырвал его голову из темноты. Он наклонился, чтобы зажечь сигарету, и почувствовал, как что-то тяжелое свалилось ему на спину. Он выпустил сигарету, зажигалка выскользнула, что-то сильно укололо его в левое плечо, а холодная рука сжала горло.

— Остойич, веди роту, скажи, что все в порядке, — скорее выдохнул, чем сказал, Влада, убедившись, что четник мертв.

В лесу что-то упало, загремело (Звонара выругался: «Чтоб тебя вороны склевали»), и опять все замолкло, а через минуту один за другим на поляну выбежали партизаны.

— Это ты его обработал? — вполголоса спросил Космаец Штефека, который стоял рядом с мертвым и курил его сигареты.

— На всякий случай запомни, у них пароль «Корона», черт их знает, может, впереди еще есть часовые.

— Часовых больше нет, — вмешался паренек из крестьян. — Можете не беспокоиться. Мы здесь все изучили… Отсюда до палаток не больше пятидесяти метров, если бы не дождь, вы бы услышали, как они храпят.

Рота осторожно построилась в цепь, где в первом ряду заняли места пулеметчики и автоматчики, в нескольких шагах позади них двигались гранатометчики, а затем уже бойцы с винтовками и подносчики боеприпасов. Двигались медленно, ступая на цыпочках, вздрагивая от каждого шороха, нервы были напряжены в ожидании сигнала к атаке.

Сквозь тонкую сетку дождя уже показались серые ряды палаток, стоящих под развесистыми дубами, между ними в нескольких местах горели костры. Космаец подумал, что надо остановиться, и так уже слишком близко подошли, но в это мгновение слева затявкал пулемет — сигнал к атаке, и что-то дикое заклокотало кругом: с лихорадочной поспешностью строчили автоматы, выли и взрывались гранаты. Земля застонала, вздрогнула, помчалась назад под ногами партизан. Снопы пуль, как светящиеся жуки, неслись в одном направлении, свистели и роились, как обеспокоенные пчелы. Со всех сторон понеслись крики и вопли. Из палаток послышался испуганный визг женщин, тяжелые стоны.

Ошеломленные четники, полупьяные, и заспанные, не успели оказать сопротивления. Со всех сторон неслось: «Сдавайся!»

Сжав автомат, Космаец бежал к первой палатке. Рядом с ним трещал пулемет Звонары.

И вдруг из дальней палатки ответил тяжелый пулемет. Над головой Космайца просвистело несколько пуль. Он только пожал плечами и, не ожидая прикрытия гранатометчиков, сам выхватил русскую гранату и швырнул вперед. Пулемет замолк.

Огонь взрывов и светящиеся ракеты освещали трупы. Иногда в этом аду мелькали черные фигуры, спотыкались, падали, опять поднимались, стараясь вырваться, но большинству не суждено было спастись. Прошитые пулями, изуродованные тела четников лежали в палатках и между ними, трупы валялись и еще на сотню метров на поляне, по которой они отступали. Всюду было видно брошенное оружие, потерянные папахи, набитые ранцы и крестьянские сумки.

Схватка кончилась так же быстро, как и началась, только где-то вдалеке слышалась редкая перестрелка. Одна рота партизан преградила дорогу отступавшим и гнала их на второй батальон, лежащий в засаде. На поле боя лежали только мертвые и раненые. Партизаны собирали трофеи, выносили из палаток оружие и боеприпасы, осматривали ранцы, курили немецкие сигареты, а некоторые уже жевали ветчину. Стева наполнил флягу ракией, а Звонара искал сало, найдя его, потянулся за своей пестрой сумкой и весь похолодел, заметив, что ее нет.

— Ох, мамочка моя, — тяжело вздохнул он, — все мое счастье в ней лежало… Все кончено, теперь тебя, Звонара, ждет то же, что и этих несчастных.