Космаец

Боец молча исподлобья взглянул на комиссара. Глаза их встретились. Ристич окаменел. Сердце заколотилось сильнее… В последнем бою почти все бойцы роты раздобыли немецкие шинели и теперь казались похожими один на другого. Но этот не похож ни на кого, кроме человека на фотографии из немецкого журнала, на которой изображено, как убивают жену и сына комиссара. Палач с окровавленным ножом улыбаясь стоит над жертвами. И вот теперь преступник сидит перед ним. Несколько мгновений Ристич не мог собраться с мыслями. Почувствовал, как его затрясла лихорадка, рука потянулась за револьвером, но какой-то внутренний голос тогда отвел его в сторону и повел к Божичу, но командир все еще был без сознания.

Все вокруг было спокойно. Только тихонько потрескивали костры, да иногда слышались голоса часовых. Село, рассыпанное по склонам холмов, тоже спало, не слышно было даже лая собак. Откуда-то издалека доносился глухой гул артиллерии, в горах разрывал тишину треск тяжелого пулемета.

— Когда Божич придет в себя, скажи ему, что я нашел того, кто расстрелял моих… моих родных, — проговорил комиссар, когда санитарка принесла носилки.

— Хорошо, товарищ комиссар, я скажу ему, — механически согласилась Здравкица и прибавила: — Кажется, кризис миновал, приходит в себя.

Божич слышал какой-то шепот над своей головой, но не мог открыть глаз. Веки были тяжелые и, как ледяные глыбы, давили на белки. Его терзал невыносимый внутренний холод. Снилось, что идет дождь, а он без рубашки, завернувшись в плащ-палатку, ощущает удар каждой капли и слышит знакомый голос, который приказывает ему одеться. Наконец этот голос возвращает его к сознанию.

— Как мне холодно, дождь, что ли, идет? — спросил Иво, боязливо открывая глаза.

— Все хорошо, все хорошо, — торопливо заговорила санитарка, — сейчас мы тебя перенесем в санчасть бригады.

— Я ранен?.. А, это ты, Влайо? — Иво повернул голову к комиссару. — Черт побери, видишь, как на войне бывает… Закурить бы…

Ристич вздохнул и дал Божичу сигарету.

— Закури, — сказал комиссар и, встретив взгляд санитарки, добавил: — Ничего, ничего, пусть закурит. — Когда Иво сделал первую затяжку, Ристич придвинулся к нему и взволнованно заговорил: — Иво, помнишь, я говорил тебе про жену и сына?.. Я нашел этого коляша. Глаза никогда меня не обманывали. Я его узнал.

— Кого ты узнал? — Божич печально взглянул на комиссара.

— Того. Он убил мою жену и сына… Мои глаза никогда меня не обманывают. Что с ним делать?

— Если это так, что поделаешь, расстреляй его, — командир роты тяжело вздохнул. Сигарета выпала из его пальцев. Глаза закрылись, а голова склонилась набок.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Вероятно, впервые в долгой истории Сербии в эту тяжелую осень многие сербы забыли отпраздновать день рождения короля — его двадцатилетие. Шестого сентября командиры четнических отрядов не посылали поздравлений юбиляру, а большинство колоколов на церквях молчало. На алтарях не пахло ладаном, но зато вся Сербия пропахла порохом. Бои разгорелись с невиданной силой. Первый пролетерский корпус через Мальен и Сувобор спускался в долину Колубары, а двенадцатый ударный корпус пробивался через Повлен и Медведник и подходил к Ядру. В то же время оперативная группа дивизии приближалась к Руднику и стучалась в двери Шумадии. Сербские дивизии, сведенные в корпуса, освобождали территории около Ибра, Моравы и Нишавы вплоть до Тимока. Войска оккупантов больше не могли удерживать бурный натиск Народно-освободительной армии и все чаще прикрывались отрядами квислинговцев. Теперь еще больше, чем раньше, немцам пригодились четники, недичевцы и льотичевцы в Сербии, усташи и домобраны в Хорватии, балисты из числа мусульман на Косовом поле и в Метохии и белая гвардия в Словении. Все это отребье было разного происхождения, они носили разные названия и были по-разному организованы, но все были вооружены немецким оружием, и все воевали против партизан.