Кошмар в августе

Даша смотрела, не в силах произнести ни слова. Ясно, что хозяин зоомагазина не шутит, не та тема, но поверить, что существует человек, который хоронит третьего мужа и все еще пребывает на свободе, было нелегко. К тому же Паэгле о Черной вдове и словом не обмолвилась.

— А... — Даша не знала, о чем и спросить. — А мужья от чего умерли? От яда?

Истомин на секунду задумался.

— Ты имеешь в виду паучьего? Нет. Первый утонул, второй заболел пневмонией, ему что-то не то вкололи, а третий... — он побарабанил пальцами, — ...третий, кажется, разбился на машине.

— Страсти-то какие, — только и нашлась сказать Даша. — Правда, Черная вдова. А она красивая?

Истомин пожал плечами:

— Так себе. Лично мне не нравится. Только значения это не имеет. От нее и без того все шарахаются, как от зачумленной.

— Надо думать! — Даша взъерошила челку. — А ты уверен, что она тоже была на том вечере?

— Конечно была. Более того, Маринка, как всегда, перебрала и какое-то время отсыпалась в Юлькином кабинете. И если свою посуду она хранила именно там...

Именно в Юлькином кабинете и стояли аквариумы.

— Ты можешь дать мне ее телефон? — перебила Даша.

— Да, пожалуйста... — Похлопав себя по карманам, Истомин достал кожаную визитницу, вынул нужную карточку. — Держи. Можешь оставить себе, у меня еще есть. Только... — он чуть прищурил глаз, хитро, с лукавством, — на всякий случай не говори, кто тебе ее дал.

— Идет. — Даша осмотрела визитку с двух сторон. Оказывается, неизвестная вдова работала в том же институте, что и Юлька. Любопытно. — Так говоришь, она рыбами не занимается?

— Насколько мне известно, нет. А что?

— Зачем же тогда Паэгле ее пригласила? Они что, дружат?

Истомин с интересом посмотрел ей в глаза:

— Паэгле ни с кем не дружит. Маринка сама пришла. Зачем — не знаю. Это имеет значение?

«Хотела бы я сама об этом знать». И, уклоняясь от ответа, спросила:

— Кстати, как ты меня раскусил?

— В смысле?

— Почему передумал покупать мальков?

Истомин смешно сморщил нос, будто собирался чихнуть:

— Потому что я понял: никаких рыб ты продавать не собиралась.

— Но как ты догадался?

— У этой породы цихлозом мальки в таком возрасте не плавают, — улыбнулся директор зоомагазина.

— Как это не плавают? — поразилась Даша. — А что же они делают?

— Родители хранят их во рту.

4

Поразительно, но увидев на пороге человека, который не далее как пару часов назад обругал ее последними словами и поклялся не возвращаться даже на похороны, Паэгле даже бровью не повела.

— Посмотри за супом, я по телефону разговариваю, — бросила она через плечо, исчезая в глубине квартиры.

Поставив сумку на пол, Даша сняла туфли, повесила пиджак.

— Стабильность — залог успеха, — недовольно пробурчала она под нос. — Вообще-то я не нанималась супы варить.

Но поскольку ни попугаев, ни рыб, ни саму Юльку ее мнение не интересовало, пришлось идти на кухню — не пропадать же продукту.

Суп на суп похож не был и пахнул почти так же, как чай, которым Юлька все это время пыталась ее напоить. Возрадовавшись тому, что уже пообедала, Даша брезгливо помешивала зеленоватую бурду, при этом искренне жалея Антошку — такому славному ребенку и такая зверская мать!

Появилась Паэгле минут через десять, довольно бодрая, и с места в карьер поинтересовалась:

— Что нового узнала?

— А почему я должна была узнать что-то новое? — спросила Даша, передавая ложку хозяйке.

— Потому что в противном случае ты бы не вернулась. Кроме того, ты чертовски самолюбива и, как мне помнится, ненавидела проигрывать. Душу вынимала, а своего добивалась.

— И что? — Несмотря на резковатость формулировок, Даша была польщена.

— И то... Ты бы все равно вернулась. Вернулась и доделала то, за что взялась. Через день, через неделю, максимум через месяц.

— Как же ты в себе уверена!

— Ерунда, — отмахнулась Паэгле,— особенности психологии и ничего личного. Так почему ты вернулась?

— По кочану. — Страшно не хотелось признавать правоту этой заумной зануды. — Захотелось на всякий случай еще раз уточнить: не приходил ли еще кто-нибудь в тот день?

— Нет, — Паэгле даже не моргнула.

— Вот как? — Больше всего Дашу удивил не сам ответ, а то, как Юлька ответила — ни на секунду не задумываясь, не размышляя, не пытаясь восстановить хотя бы тень того дня. — Но ведь ты могла забыть почтальона, соседку...

— Нет, больше никто не приходил, у меня прекрасная память.

Это становилось даже забавным.

— Но ведь кто-то мог заскочить на секунду.

— Говорю же тебе — нет.

Странно. Чем ей так вдова Шувалова не мила, что она даже мельком упоминать о ней не желает?

— Тебя что-то не устраивает? — Юлька краем глаза следила за выражением ее лица.

— В общем, да.

— Почему?

— Потому что, с моей точки зрения, а также с точки зрения здравого смысла под подозрением должны быть все, кто находился в тот день в доме.

И опять в лице бывшей одноклассницы не дрогнул ни один мускул.

— Повторяю, больше никого не было.

— А Шувалова?

Паэгле опустила руки.

— Ах, вот оно что... — Тонкие губы дрогнули. — Как узнала?

— Догадайся с трех раз. Спросила.

— У кого?

— У одного из подозреваемых.