Кошк и Солнц

Разгадка пришла, откуда мы не ждали – сын советника распахнул дверь, вбежал в покои, кричал что-то, мы не могли разобрать, что именно. Наконец, мы поняли по сбивчивым фразам, что… да ничего мы не поняли, потому что этого просто не могло быть, не было здесь никаких драконов, не существовало ничего подобного.

– У вас нет, а у меня есть, – не сдавался сын советника, – это был мой дракон, совсем мой, я никого не хотел к нему пускать, ну разве что хворостницу, она разрешает мне погреться у своего очага… но я её чуть-чуть пускаю, совсем немножко, а она взяла, и множко, и упала.

Теперь вы понимаете, сказал мне врач, ну теперь-то вы все понимаете, что это за океан, который надо искать, и мы найдем его, обязательно найдем, верно?

– Верно, – ответил я, хотя и представить себе не мог, где мы будем искать этот океан.

Рассуждая так, я вышел на улицу, миновал маленький городок, который ютился у подножия замка, – мне нужно было идти по зимней дороге к городу Таймбургу, где я учился на часовщика. Океан уже ждал меня – он всегда ждал меня, когда я выходил на улицу, и вместо белых сугробов я вижу вспененные ветром волны океана, которые вздымаются все выше, накатывают, обволакивают, снова ускользают прочь. Это не снег хватает меня за ноги, а теплая ласковая вода, и это не метель бросает мне в лицо крупицы снега, а ласковый южный ветерок овевает брызгами моря. Вспоминаю, как я хотел намекнуть океану, что надо бы подождать ну хотя бы пару недель, когда в замке улягутся страсти, перестанут искать, где утонул сын вождя, о проклятом мальчишке поплачут и забудут, а то ишь, возомнил о себе черт знает что, с какой это радости младший сын станет наследником престола, папочкин любимчик, это я должен занять трон, и больше никто, мы с океаном должны были быть на троне, – а у него даже океана не было, вообще ничего не было, вот он и ходил, и клянчил, ну пожа-а-алуйста, ну еще разо-очек, ну я никому не скажу, честно-пречестно, ах, не дашь океан, а я тогда всем расскажу, что у тебя океан, и тебя казнят, потому что… потому что… ну, потому, что не положено так, чтобы у кого-то был океан, и кто-то рассекал сугробы которые для него одного превращались в шумящие волны… Я хочу сказать океану затаиться на пару недель – и понимаю, что не смогу, он даже не поймет меня, не говоря уже о том, чтобы спрятаться…

…я поднимаю голову, слышу океан. Здесь. Совсем рядом. Соленый морской воздух вперемешку с грохочущими волнами, которые лижут песок и ускользают прочь, оставляя обломки ракушек. Океан движется в сторону Часограда, или, как его здесь называют, Таймбурга, – значит, где-то там же и его человек…

Я прислушиваюсь, еще раз, как следует, – безошибочно чувствую пламя очага у сборщицы хвороста, мягкую постель у извозчика, летящего дракона – у сына советника, сборщицу хвороста – у самого советника – я ловлю каждый мимолетный штрих. Иногда я ныряю в пелену метели (ох уж это некстати вынырнувшее «ныряю»), я уже безошибочно знаю, куда плыть по воле волн, держаться вдоль берега, обязательно вдоль, искать, не мелькнет ли в волнах голова того, в чьей голове живут эти волны. Я окликаю его, стараясь перекричать шум прибоя – стой, остановись, еще можно все исправить, ты сам не понимаешь, с чем имеешь дело, во что ввязался. И когда я узнаю лицо плывущего, это старший сын вождя, с которым мы вечерами ели запеченную луну и обсуждали, кто же прячет океан – я даже не удивляюсь, я как будто ждал именно этого. Он слышит меня, я знаю, слышит, он только делает вид, что не замечает моих криков в шуме прибоя, плывет прочь и прочь от берега…

…прочь и прочь от берега, и я знаю, что чертов костоправ сейчас кинется за мной, захлебнется в волнах, потому что не умеет плавать, потому что кто здесь вообще умеет плавать, в краю вечных снегов, прерываемых коротким летом, поросшим ягелем – только я, потому что у меня есть океан, а больше ни у кого нет. Я взращивал его год за годом, я заботливо превращал ледяные сугробы в мягкие обволакивающие волны, крохотные рощицы на заснеженных равнинах становились вечнозелеными островами. Я падал в снег, и передо мной расступалась шумящая вода, я шагал не по колючему мокрому снегу, а по мягкому теплому песку. Я слишком долго создавал свой океан, чтобы теперь вот так просто отдать его кому-то. Проклятый эскулап кричит мне взять правее, к берегу, к берегу – я не вижу этот берег, я не хочу его видеть, я не знаю это берег, я не хочу его знать…

..хоронили молча, без почестей, даже странно как-то – младший сын вождя, и без почестей, жгли факелы, сидели перед погребальным костром, смотрели в пламя…

– …тысяча золотых, – сказал вождь.

Я не спросил, – за что, я уже догадывался – тому, кто найдет океан, в котором утонул его сын.

– Не надо тысячу золотых, ваше превосходительство, – ответил я, – я знаю, где океан… вернее, где был океан… но теперь его нет.

– Нет?

– Он утонул… океан утонул сам в себе вместе с вашим сыном. Боюсь, мне придется поведать вам немало таких вещей, о которых вы даже не имеете представления…