Кошак

— Нет, это немыслимо! — кошка никак не могла прийти в себя. — Ничего не понимаю! Как такое вообще возможно? Она же тебя уже считала своей законной добычей на сегодня! Все валькирии в зале считали!

— Слушай, девочка. Я вас не брошу. Не сейчас. Мы только что сестру из стаи изгнали, и сами ещё толком не притёрлись. Нельзя так сразу.

— Ладно. Раз договорились, не о чем и разговаривать. Но я хочу знать детали!

— А ты любопытная! — усмехнулся в ответ. — Не боишься чересчур перевозбудиться от таких «деталей»?

Рита рядом фыркнула, но это Сайну совершенно не проняло, как и моя отповедь.

— Не боюсь. А коли и так… теперь у меня есть ты. Сначала использую твой язык для утоления любопытства, а потом и для утоления иных… потребностей.

Теперь уже мы с Ритой фыркнули в унисон, да и рыжая не удержалась. Хотя она была в своём праве. Так и дошли до ресторана, задорно перешучиваясь и то и дело посмеиваясь. А в ресторане за накрытым столом нас уже дожидались наши сёстры, и от девочек веяло любопытством, насмешкой и… домашним теплом. Нас здесь действительно ждали.

— Ну что, Сай, мы на сегодня его потеряли? Или ещё нет? — хмыкнула Милена, когда мы расселись на отведённые места.

— Старшая, ты не поверишь! — снежка ответила в том же ключе, возвращая Ми насмешливый взгляд.

— Ну так удиви меня.

— Кошак договорился с Бьянкой. Сёстры сегодня сами к нам прилетают.

На секунду над столом повисла гробовая тишина, кошки переваривали услышанное. Первой не выдержала Эйди.

— Да ладно! Так не бывает! Зачем им с нами делиться нашим же котом?!

Дальше началось бурное обсуждение, за которым валькирии совершенно позабыли об основном виновнике «торжества», но я был этому несказанно рад. Только сейчас понял, насколько голоден. С утра ничего не ел, а ещё все эти гонки, спарринги, выматывающие душу разговоры… Поэтому даже не сразу осознал, что кто-то за столом обращается ко мне. Поднял взгляд на говорившую, но не узнал. Какая-то чужая кошка — с вполне себе представительной гроздью серебра на форме Экспансии. И что характерно — снежка. Рыжая-рыжая… я даже не сразу обратил внимание собственно на форму, куда больше взгляд прикипал к милым ямочкам на щеках и большим, оленьим глазам жёлто-зелёного цвета. Эта доминирующая во взгляде желтизна наделяла девочку чем-то острым, кошачьим.

— Прости, сестра, увлёкся едой, — виновато покачал головой, взглядом вопрошая повторить вопрос.

— Да вот, твои сёстры не спешат рассказывать. Думала, может ты мне ответишь? — глаза кошки нехорошо сверкнули.

— Отвечу на что? — до меня только сейчас дошло, что над нашим столом висит звенящая тишина. За столами по соседству — шум и весёлые пересуды, а за нашим — непривычное молчание.

— Давай начнём издалека, — собеседница расслабленно откинулась на спинку креслица, но на самом деле была собрана, как никогда. — Два с лишним года семья живёт душа в душу. Сёстры поддерживают друг друга в горе и в радости, души друг в друге не чают. Сражаются, рискуют, умирают… На грудь одной из них даже прилетает серебро планеты-прародительницы — словно овеществлённая память о принятой ради сестёр жертве. И вдруг, как гром среди ясного неба — изгнание. Резко, не находишь? Вот я и думаю, какой же у кота должен быть хер, чтобы доказать им своё преимущество перед звёздной? А главное — зачем? Зачем что-то доказывать и добиваться изгнания?..

Расслабленная поза валькирии уже никого не могла ввести в заблуждение, ярко диссонируя с её внутренним состоянием. Она готовилась. Готовилась, что я на неё брошусь… Стоп! Не я! Она рассчитывает, что на неё бросится кто-то из стаи! Ведь сёстры натурально взъярились. На ту же Сай вообще было страшно смотреть — лицо перекошено яростью, кулаки сжаты до белизны, глаза так и кричат об опасности. Но в пику кошкам, я вдруг испытал прилив облегчения, в душе разлилось философское спокойствие. Кошки — мои кошки — переживают. За меня. Не разделяют ни единого слова этой чужой снежки, готовы драться за свою — нашу — правду. Как тут не успокоиться? А вместе со спокойствием пришла её извечная спутница — рассудительность.