Кошачьи истории

Так продолжалось пятьдесят с лишним лет моей ветеринарной жизни, и теперь, на покое, я часто оглядываюсь назад и думаю о переменах, которые происходили на протяжении моего времени. Признание кошек, естественно, было лишь малой частью подлинного взрыва преобразившего мою профессию, начиная с практически полного исчезновения рабочих лошадей. Появление антибиотиков, которые покончили с почти средневековыми снадобьями, какие приходилось выписывать мне, новые хирургические методики, постоянно появляющиеся новые вакцины — все это кажется сбывшейся мечтой.

Кошки теперь, пожалуй, стали наиболее популярными четвероногими друзьями. Именитые ветеринары пишут о них солидные тома, а многие так просто специализируются на кошках.

На столе, за которым я пишу, выстроился длинный ряд учебников моей далекой юности. Среди них высится и Сиссон, по-прежнему импозантный, и все остальные, которые я сохраняю для освежения воспоминаний о былом, а то и просто, чтобы посмеяться, когда приходит такое настроение. Однако бок о бок с ними стоят прекрасные новые книги, посвященные кошкам — и только кошкам.

Вспоминаются мне и странные представления некоторых людей о кошках. Дескать, это эгоистичнейшие создания, корыстные в своих привязанностях и неспособные на самоотверженную любовь, которой дарит своего хозяина собака. Они сосредоточены исключительно на себе и заботятся только о собственных интересах. Какая чепуха! Кошки терлись мордочками о мои щеки, гладили мое лицо лапками с тщательно втянутыми когтями. Это ли не проявление любви?

Сейчас у нас в доме кошек нет, потому что наш бордер-терьер Боди их не жалует и обожает гоняться за ними. Впрочем, в погоню он бросается только, если они сами пускаются наутек, поскольку, хотя и рвется в бой с любым псом и маленьким и большим, кошек он втайне побаивается. Если кот принимает воинственную позу, Боди обходит его далеко стороной. Но когда он спит — а в свои тринадцать лет он любит поспать подольше, — нас навещают соседские кошки и усаживаются на невысокой опорной стенке перед окном кухни посмотреть, какое угощение им перепадет на этот раз.

Мы приберегаем для них всякие лакомства, которые раскладываем на стенке, однако великолепный бело-рыжий кот предпочитает ласку любым яствам. Порой мне приходится прямо-таки драться с ним, чтобы он не выбил у меня из рук картонку с угощением в своем стремлении уткнуться носом мне в ладонь под громкое мурлыканье. И я вынужден гладить его, почесывать и щекотать под подбородком, чего он и добивается.

По-моему, отойдя от дел, ни в коем случае не следует возвращаться туда, где протекала твоя трудовая жизнь. Разумеется, Скелдейл-Хаус для меня нечто несравненно большее. Это место тысяч и тысяч воспоминаний, где я делил свои холостые дни с Зигфридом и Тристаном, где я начал свою семейную жизнь и видел, как мои дети из младенцев становятся взрослыми, и полвека торжествовал победы и терпел поражения, неотъемлемые от ветеринарной практики. Но я заглядываю туда только за тем, чтобы забрать мою почту, ну и, конечно, мельком посмотреть, как идут дела.

Моя практика перешла к моему сыну Джимми и его замечательным молодым партнерам. На прошлой неделе я посидел в приемной, наблюдая за непрерывным потоком мелких животных, которых приводили и приносили для осмотра, операций, прививок. Как непохоже это на первые годы моей работы, когда на девяносто процентов нашими пациентами были лошади, крупный рогатый скот и овцы.

После я спросил у Джимми:

— С какими животными вам приходится иметь дело чаще всего?

Он на секунду задумался, а потом ответил:

— Пожалуй, с собаками и кошками — пятьдесят на пятьдесят, но, по-моему, кошки начинают вырываться вперед.

АЛЬФРЕД. КОТ ПРИ КОНДИТЕРСКОЙ

Горло, казалось, вот-вот меня доконает. Три ночных окота подряд на открытых всем ветрам склонах завершились сильнейшей простудой. Да и работал я, естественно, без пиджака, а потому теперь настоятельно и незамедлительно нуждался в леденцах от кашля Джеффри Хатфилда. Бесспорно, лечение не слишком научное, но я по-детски верил в силу этих леденчиков, которые во рту взрывались и загоняли в бронхи целительные пары.

Лавочка пряталась в тихом переулке и была такой крохотной, что над окном еле-еле достало места для вывески «Джеффри Хатфилд, кондитер». Но в маленьком помещении яблоку негде было упасть — как всегда. Хотя, поскольку день был рыночный, теснота, пожалуй, превосходила обычную.

Когда я открыл дверь, чтобы вклиниться в гущу городских дам и фермерских жен, колокольчик над ней мелодично звякнул. Мне пришлось подождать, но я ничего не имел против, так как наблюдать мистера Хатфилда за работой всегда было наслаждением.