Кошачьи язычки

Боргер & Штрауб Кошачьи язычки

День первый

Додо

Конечно же я опаздывала, как всегда. Каждый раз я чуть-чуть опаздываю на поезд — вот бы где разгулялся психолог! Подсознательное нежелание и все такое…

Десять лет одно и то же. Столько исполнилось теперь Фионе, моей сладкой Булочке. Помню март 89-го, ее рождение. Кажется, прошла целая вечность. Холод тогда был собачий, но я знала, что должна часок прогуляться в больничном саду — чтобы разогнать тоску. Ма неустанно ковыляла вместе со мной, взад и вперед, обходя замерзшие лужи. В левой руке палка, правой поддерживала меня. И бормотала что-то утешительное, радовалась внучке, уже в полной мере предчувствуя, что это единственное, что останется. Сейчас мне не хватает ее гораздо больше, чем я когда-либо могла себе представить. Прошло уже четыре года, как ее не стало, а ведь могла бы дожить до девяноста, при ее конституции и самодисциплине. А эту сволочь, по вине которой все случилось, я достану в один прекрасный день — и пусть это будет последнее, что я сделаю.

Хорошо бы поезд тоже опоздал, иначе не представляю, что будет. Нора наверняка уже не знает, что и думать, хотя в принципе проблемы-то нет никакой, и я просто могла бы приехать на следующем поезде, нас же никто не ждет, целых четыре дня мы будем свободны от всех обязанностей и расписаний, но она относится к тому типу людей, у которых все должно идти по плану, иначе она сбивается с ритма. Должно произойти нечто действительно из ряда вон выходящее, чтобы ее непоколебимый пиннеберговский миропорядок дал трещину.

После того как я оплатила такси, у меня осталось еще три сотни — должно хватить. Билет и гостиницу Клер и на этот раз взяла на себя, в противном случае это все было бы мне не по карману. Никакие там дорогие рестораны конечно же не входят в расчеты, по крайней мере, в мои. В обозримом будущем это все равно последний раз, когда я обедаю вне дома, разве что мы с Фионой как-нибудь перехватим на ходу по колбаске с соусом карри или по пакетику картошки фри.

Надеюсь, у них с Ником все будет нормально. Чтобы он в конце концов согласился провести четыре дня с десятилетним ребенком, мне пришлось умасливать его целую неделю. Для него Фиона — просто обуза. Конечно, будь она в два раза старше, его и упрашивать бы не пришлось. Жаль все-таки, что те из них, кто лучше трахается, хуже всего ладят с детьми. Кажется, это несовместимые противоположности — горячий секс и отцовские чувства. Что бы я предпочла, если бы я выбирала между двумя этими мужскими типами? Ясно что. Я же не Нора.

Ладно, хватит постоянно о ней думать, тем более — плохое. Потому что тогда мне следовало бы остаться дома. В конце концов, у нее есть и хорошие стороны, я не должна об этом забывать. Мне надо крепко держать себя в руках эти четыре дня, быть с ней милой, насколько возможно. Не критиковать ее, не грузить собственным дерьмом. Быть просто нормальной подругой. У меня должно получиться, черт возьми!

Нора

Пять минут до отправления. Мы уже положили на полку багаж и ждем только Додо. Я ничуть не сомневаюсь в том, что она придет. Но, конечно, в самый последний момент. Мы привыкли, и меня это давно уже не трогает, сегодня тем более. И это при том, что специально ради нее мы начинаем путешествие практически возле ее дома, чтобы она могла за десять минут добраться на такси от своей квартиры до вокзала! А я, между прочим, уже битых пять часов в пути, да еще должна позаботиться о том, что бы прихватить с собой, — хлопоты о провизии, как всегда, лежат на мне, — мы всегда весело пируем в поезде! Клер конечно же прилетела самолетом. Спикировала, как выражается Додо.

Это путешествие с Клер и Додо для меня — счастливейшее время в году, неделя сплошной радости, которой потом я долго еще живу. Но этот раз особенный. И я не допущу, чтобы какая-то мелочь испортила мне эти драгоценные деньки.

И вот что удивительно: Ахим, который ничего не знает, на этот раз повел себя особенно внимательно. Не посадил, как обычно, в Пиннеберге на поезд, а доставил меня в Гамбург, прямо на вокзал, хотя в конторе у него куча работы. Меня действительно тронула его забота — на двадцать втором году семейной жизни это кое-что да значит. Напоследок он сказал, чтобы я ни о чем не думала и хорошенько оттянулась, — в общем, чтобы позволила себе что-нибудь этакое. Что мне это нужно. На секунду сердце мое остановилось, я подумала, что ему все известно, но это, конечно, бред, я головой ручаюсь, Биттерлинг в жизни ни о чем не проболтается.