Пожелав приятных развлечений, Эйюб покинул гостей. Необходимо закончить обсуждение дел с сирийцем, корабль которого отправлялся в Сеуту с утра. То есть сириец еще и сам не знал, когда отправится, хотел только побыстрее и ждал одного — отплытия тунисского флота, потому как пираты не выпускали из Бизерты ни одного судна. А вот от новых гостей-тунисцев Эйюб уже узнал порадовавшую его новость — пираты отправлялись в поход ранним утром, еще до восхода солнца. Следовало немедленно сообщить это сирийцу. Ну и кое-что профинансировать.
Кериму понравилась Зухра. Нагая — шелковый пояс лишь чуть-чуть прикрывал полные бедра, — она возлежала на маленьких атласных подушках и гладила большую черную кошку с золоченым ошейником. Кошка мурлыкала.
Керим хотел уж было ломануться за занавеску, да вовремя вспомнил о субординации. Поди-ка не пропусти старших! Мигом головенку срубят, не заржавеет. Пришлось утереться слюной и ждать.
Женщин сразу на всех не хватило. Ну, Зухра, понятно. Ну, чернокожие зинджки — кстати, довольно красивые — их тут же и разобрали оставшиеся офицеры.
Маруф презрительно скривился. Не нравились ему зинджки! Но ведь, хозяин говорил, есть еще и ливийки, «страстные, как леопарды». Ливийки… Вон они, слева. Н-да… Если это и леопарды — то весьма потасканные. Кожа дряблая, сморщенная, груди висят, как хвост у побитой камнями собаки, — ну что это за товар? Где, кстати, Маруф?
Керим огляделся. Пока он рассматривал ливиек, Маруф прошел далеко вперед, туда, где и занавесок-то больше не было, а была какая-то дверь. Туда Маруф и направился. Видно, у хитрого хромца-хозяина именно там и припрятаны красивые женщины! Ну правильно, на лютне же где-то там и играли.
Не замечая следующего по пятам Керима, Маруф вошел в полутемную комнату. У самой стены, на столике, потрескивал светильник, отбрасывая дрожащие тени. С потолка ниспадали вниз плотные шторы из темного бархата. За шторами, на низкой тахте, скрестив ноги, сидела девушка, одетая в какое-то рубище, и ела гранат, запивая его — Ва, Алла! — вином!
Маруф присмотрелся и вздрогнул.
Магомет и святые угодники! Да это же… Это же…
— Ну, ку-урва! Попалась.
Он тигром набросился на опешившую девчонку.
Керим лишь успел заметить, как в ее желтоватых глазах мелькнул ужас. Желтоватые глаза. Красивая девчонка. И тот парень на террасе. Тоже желтоглазый. А не за них ли обещал награду Джафар? Ва, Алла! Но что делает этот Маруф? Видно, Аллах совсем лишил его разума. Он ведь сейчас ее задушит! И что — три золотые монеты ишаку под хвост?
Керим быстро прошел вперед по узкому коридору и оказался на ярко освещенной луной террасе. Ага, вот и хозяин, в углу. Ха! И желтоглазый там же. На ловца и зверь…
Керим взял Эйюба за рукав халата, что-то шепнул.
Эйюб нахмурился и, кивнув гостям, быстро направился к дому, на ходу подзывая слуг.
Они успели вовремя. Еще б немного, и Маруф задушил бы девчонку. Слугам еле-еле удалось оторвать его от гостьи. Тяжело дыша, Маруф что-то пытался сказать, но язык плохо слушался, и изо рта вырывалась лишь грязная ругань.
«Этак он и сам сдаст желтоглазых Джафару!» — запоздало подумал Керим. Облизнулся, взглянув на плачущую девчонку. Разорванная до пояса одежда, плоский живот, вздымающаяся грудь. Ва, Алла! Керим подошел ближе, протянул руку… Девчонка, казалось, не могла шевельнуться после пережитого ужаса. На горле ее алели отпечатки ладони Маруфа. Вах, красавица… Керим наклонился… Тонкая, полуголая, беззащитная…
Беззащитная? Как бы не так!
Не успел Керим дотронуться до ее живота, как девчонка вдруг встрепенулась, словно кобра в броске! Ударила ногой в живот Керима, укусила за руку кого-то из слуг. С воплем выбежала на террасу, прикрывая лицо остатками одежды.
Олег Иваныч схватился за кинжал:
— Что случилось, Флавия?
— Там… Там… Там, в доме, Маруф! Услышав ненавистное имя, Иса вскочил на ноги и вытащил саблю:
— Веди, женщина!
Все пятеро — Флавия, Олег Иваныч, Иса и Гри-шаня с Марко — направились к дому, расталкивая посетителей. А их, посетителей, к вечеру собралось довольно много. Ели, шутили, играли в кости. И вовсе не хотели, чтоб их толкал неведомо кто! Лязгнули сабли…
Кто-то схватил Олега Иваныча за локоть:
— Э, Ялныз! Салам! Что такое?
— А, Шахди, Махмуд! Мир вам. Там, в доме, тунисцы! Бьют наших!
— Тунисцы бьют наших? Наших бьют! Тунисцы! Вах, проклятые собаки!
Слух о том, что проклятые тунисцы, изрядно надоевшие всем морякам Бизерты, настолько обнаглели, что осмеливаются бить кого-то из местных, распространился по городу с быстротой летнего пожара. Толпы вооруженных горожан вышли на улицы и, за неимением конкретных врагов, грозили кулаками в сторону моря, где покачивались на волнах галеры Джафара.
И Маруфу, и остальным тунисским офицерам хватило ума, чтобы в момент оценить опасность. Похватав в охапку оружие и одежду, они настолько быстро выскочили на улицу, что разгневанному народу достался на расправу лишь корчившийся в судорогах Керим. Он валялся на полу, держась за живот, и выл, причитая: «Ничего не сделал! Ничего. Просто стоял, вах!»