Корсар с Севера

У перекрестка с улицей Нутной Олега Иваныча уже поджидал Олексаха, бывший сбитенщик, а ныне важный государственный чиновник – служилый человек Софийского Дома. Непосредственный зам Олега Иваныча по оперативно-розыскной деятельности. И самый толковый работник, хоть и было ему от роду двадцать два года. Раньше какой-то нескладный, за последнее время Олексаха сильно раздался в плечах, заматерел и во всем, от одежды до любимых словечек, старался походить на шефа. Вот и сейчас был на нем лазоревый кафтан, правда, не бархатный, как у Олега Иваныча, а попроще – льняной, зеленоватый плащ, длинные белесые волосы стянуты кожаным ремешком, пробивающаяся бородка аккуратно подстрижена.

Углядел Олексаха шефа, вскинул руку в приветствии:

– Здрав будь, Олег Иваныч!

– И тебе того же. – Олег Иваныч посторонил коня, дальше поехали рядом.

Олексаха, не теряя времени даром, докладывал последние новости. Из Москвы вновь приехали дьяки – вести надзор за судом… ну, про них Олег Иваныч и так знал. Вечером на Волховском мосту яковлевские с федоровскими подрались из-за вымолов. Рыбу, блин, им не поделить никак! Те, что с улицы Яковлева, федоровских обвинили прямо: дескать, те рыбу специально к своему вымолу мясом тухлым приманивают, не по-честному это! Ежели б не дождь – знатное б побоище вышло, а так – федоровский Егорка яковлевскому Митьке хотел вломить кулаком по лбу, да промахнулся, болезный, так и улетел в Волхов, выплыл потом, правда. В общем, не драка, а так, смех один.

Смех-то смехом. Да вот нехорошо выходит-то: вчера федоровские с яковлевскими подрались, позавчера – кузьмодемьянские со щитнинскими, еще раньше рогатицкие загородцких отметелили. Неспроста все это, ох неспроста! Словно кто специально их стравливает…

– И я так же мыслю, Олег Иваныч, – кивнул Олексаха. – Москве – прямая выгода. Как там Гришаня про старинных римлян говаривал? Дивидэ эт импэра!

– Разделяй и властвуй, – перевел Олег Иваныч, стараниями Гришани и Софьи уже с полгода изучавший латынь и немецкий. В Новгороде языки – вещь необходимейшая, особенно немецкий. Ну а с латынью тебя каждый образованный человек поймет, хоть немец он, хоть фрязин, хоть гишпанец.

Значит, Москва… Ну, это понятно. А вот кто конкретно? Кто заменил убитого московского шпиона боярина Ставра? Корчмарь Явдоха? Нет, не тот размах. Тогда кто? Искать надо. За Явдохой наблюдение и не снимали, только вот с неделю назад казус вышел. Агент, что за корчмой присматривал, спился. А что, бывает! Как говорил товарищ Саахов, «несчастный случай на производстве». Следовало немедля другого агента внедрять, да не такое простое это дело. В Явдохину корчму не каждый ходил – больно далеко идти, на Загородцкую, что на краю Плотницкого конца, почти у самой стены. Своих там в лицо знали. Тот-то агент, который спился, из местных был, загородцких. А нового теперь пойди поищи.

– Это твоя задача, Олександр, – усмехнулся Олег Иваныч, – Негоже Явдохин вертеп без пригляду оставлять, ой негоже!

– Да я и сам понимаю, что негоже. Что ж, поищем. Может, из непьющих мальцов кого? Ладно. Порешаем.

Свернули на Ивановскую, к Торгу. Шумел, галдел, заливался рынок. Купцы в открытых по-летнему лавках шумно расхваливали товар – сапоги, полотно, украшения. Рядом лязгали железом оружейники: щитники, мечники, кольчужники. Тут же торговали замками и затейливыми подсвечниками в виде головы вепря. Сновали мальчишки-разносчики:

– А вот пироги, пироги, с пылу с жару, хороши!

– Сбитень, сбитень – на меду, на травах!

– Квас, квасок – открывай роток!

– С чем пироги, паря?

– С горохом, с белорыбицей, с мясом. Возьми, не пожалеешь, милостивец!

– Ну, давай.

– Полпула!

– Сколько-сколько? Да я тебя…

– Пусти, пусти, дядько! Это ж за десяток полпула-то!

– Так бы сразу и сказал… Ну, давай пяток!

– Откель замки, господине?

– Свейские… С того году остались.

– А тихвинских нет ли?

– Не приезжали еще. Бери, батюшка! Славные замки, ни один тать не откроет! Всего полденьги.

– Господи Иисусе! Так тихвинские в три раза дешевле!

– Стричь, брить, ногти холить! Подходи, налетай!

– Сбитень, сбитень!

– Пироги…

Поотстав, Олексаха подозвал пирожника, чумазого и босого шкета в рубахе из выбеленного холста. Купил два пирога, потом заговорил о чем-то. Олег Иваныч, остановившись у церкви Бориса и Глеба, недовольно обернулся.

– Видал парня? – улыбнулся подъехавший Олексаха. – Кличут Митяем. Загородцкий, сирота, живет у дядьки, к тому же…

– Ясно. К Явдохе его прочишь? А не сопьется?

– Не должен. Маловат еще.

Ветер наконец разогнал облака, и солнце осветило жаркими лучами городскую стену с крытыми башнями, седую ленту Волхова, мост с купеческими лавками и галдящим народом. За мостом, над детинцем, сияли золотом купола Софийского собора, «Софьи» – главной церкви Великого Новгорода. За Софьей вздымался зеленым холмом земляной город – насыпной вал вокруг новгородского Кремля-детинца, за холмом в розоватой дымке яблоневых садов угадывалась невидимая с моста Прусская. Улица, где стояла усадьба знатной боярыни Софьи Михайловны Заволоцкой – любимой женщины Олега Иваныча.