Коррида со смертью

Я бросилась за колонну, надеясь, что появившийся в ресторане Сашка меня не увидит. К сожалению, я толкнула фрау Каулитц. Так сильно толкнула, что даже висевшая на ее плече сумка упала. И мне было неловко наблюдать, как пожилая женщина собирает какие-то довольно большие, напоминающие пики, предметы.

Зотов, к счастью, в ресторане надолго не задержался — обвел зал глазами и исчез.

Пожалуй, я завтра наберусь смелости и предоставлю ему возможность закатить мне сцену. Мы собираемся провести в этом отеле недалеко от Барселоны две недели. Невозможно же постоянно прятаться!

Саша явно в курсе, что мы здесь находимся. Наверное, Димина секретарша проболталась. И Зотов рванул в Испанию, думая, что, может, на родине Лорки, Дали и Пикассо я впаду в романтический экстаз. И окажусь к нему поблагосклоннее.

Решено — пусть он завтра кричит о своей любви, заставляет ревновать Диму, веселит маленького чертенка Алену.

А пока…

Димина дочь, уже расположившись за столиком, благосклонно кивнула официанту, предложившему маленькой леди чаю. Перед ней — множество тарелок с аппетитными сладостями.

Но где же мой муж?!

В ресторане его нет.

Иду прямо с тарелкой на летнюю террасу. Отхожу все дальше по белой дорожке, еще немного — и будет наш домик-номер.

Ага.

Попался…

Диме преданно смотрит в рот невысокая худенькая блондинка. Я таких ненавижу. Им может быть двадцать, или тридцать, или сорок. Инфантильные, наивные девочки, они могут первоначально не задержаться в прицеле беглого мужского взгляда. Но стоит только парню заглянуть в их детские глаза…

— О, Дмитрий, я вас помню с тех пор, когда вы еще в ВИДе работали. Ваши сюжеты всегда отличались, — верещала девица. — Такие темы необычные!

Ну и голосок! Наверное, когда ей звонят из жэка, то просят позвать кого-нибудь из взрослых. Почему мужчины западают на таких женщин? Педофилы.

Муж стоит ко мне спиной, но даже спина у него — радостная и довольная.

Хм… а может, теперь срежиссировать сцену Сашкиной ревности? Очень уж довольная спина, честное слово.

Пора прекращать этот цирк.

— Не помешаю? Добрый вечер!

— Дорогая, это… — Я даже не знаю, как Диме проще покорить женщину — своей располагающей улыбкой или вот этими морщинками плохого мальчика на лбу. — Это — Вика.

Вытащил-таки занозу ее имени из профессиональной журналистской памяти. Кто бы сомневался.

— Добрый вечер, Вика! А это не вы были на моей программе как корреспондент издания с романтичным названием «Желтуха: альковные тайны»?

— Нет! Нет. Вы ошибаетесь!

Я в хорошей форме. Отличное название для газеты сочинила! Впрочем, не очень-то я и кривлю душой, лицо девицы мне действительно кажется смутно знакомым. Наплевать, где мы могли с ней пересечься. Главное — удар. Я с искренним наслаждением бью Диму под дых. Он ненавидит бульварную прессу. И даже предположение о том, что сегодня он обменялся парой ничего не значащих фраз с милой девицей, а завтра в газетах появятся заголовки: «Данилов изменяет Минаре», способно лишить его и сна, и аппетита.

Мы жестки с нашими собеседниками. И уязвимы, когда сами становимся героями публикаций или сюжетов.

Наконец-то.

Дождалась.

Ура!

У нас семейный ужин, идиллия. Дима сбегал-таки за мясом, у Алены симпатичные шоколадные усики на хитрой мордашке, я похрустываю своим салатом.

Муж удаляется под аккомпанемент моей мысли: «Обжорка…»

Ошиблась: романтик!

Струны гитары, божественные звуки. О, эта испанская музыка! От нее — слезы в глазах, и кровь, кажется, превращается в электрический ток, бегущий по венам.

Дима явно украл широкополую черную шляпу у гитариста. В его руках — букет красных роз, он становится на колени, и весь ресторан взрывается одобрительными аплодисментами.

Черное, красное, я, Дима, — мы хорошо смотримся в этом кадре.

Улыбаюсь, поднимаю выше подбородок, прячу лицо в аромат роз, и…

Саша. Он смотрит на меня в упор.

Нет, не смотрит — режет. Болезненный, сухой взгляд — острый нож…

Аленка вдруг нырнула под стол, завозилась там, шкодливый котенок.

— Минара, а тут конверт из букета выпал. Вот, смотри-ка!

Дима, нахлобучив музыканту на лоб шляпу, вернулся за столик. Притворно нахмурился:

— Любовное послание? Увы, я тут совершенно ни при чем.

— Оно в букете было, можно? — Аленка хватает конверт, он не запечатан, и… — Странная открытка, правда?

Странная — не то слово.

Не то.

Похоже, в конверте — репродукция картины.

Я бы назвала ее просто.

Смерть.

Полуразложившиеся останки в когда-то роскошном церковном одеянии. Жуки, черви, шевелящаяся противная масса, и вместе с тем — отчетливость деталей, лапок, брюшек, ну и дерьмо! Жутко выглядят руки трупа, костлявые, почти истлевшие. Но страшнее всего — бессмысленная оскалившаяся улыбка обтянутого желтой кожей черепа.

Вздрогнув, муж перевернул открытку:

— Хуан де Вальдес Леаль. Название работы можно, наверное, перевести так: «Конец славы мира». Алена… Посмотри на меня!

— Дима. Дим! Не ругай ее. Она же не виновата в том, что ненавидит меня. Просто по-другому девочка не может.

— Алена! Я сказал, посмотри на меня!

Девчонка послушно таращится в переносицу отца. Я вижу, как ее шею заливает краска.