Корректировка

Давешняя приталенная рубашка в пионерскую клеточку, теперь у ворота лихо расстегнута на три пуговки, давая волю рвущимся наружу упругим девичьим прелестям. Картину завершали босоножки на каблучке и конский хвост на затылке, как у атаманши из «Бременских музыкантов».

Что сказать… хороша девочка. Вчера она была в образе прелестной беспризорницы, а сегодня напоминала юную путану. Влюбляться полезно, как говорил волшебник в «Обыкновенном чуде». Даже жалко корректировать.

— Можно, я зайду? — скромный тон её голоса не соответствовал «распутной» внешности, — а то не дай бог, кто увидит!

Я понял, что весь этот секси-стайл адресован исключительно мне и молча посторонился, впуская гостью.

— Что было, то было, скрывать не могла-а, — продекларировала Женька с порога то ли стих, то ли песню. — Я гордость забыла к нему подошла-а… Пиво есть?

— Фи! Пиво… Есть шампанское! И мороженое.

— Феликс — ты ангел! — гламурно мурлыкнула она, и встав на цыпочки поцеловала меня в уголок губ. Пока что, целомудренно.

— Прошу к столу мадемуазель! — пропустил её вперед. Женя лукаво сверкнула глазами и прошла в комнату нахально покачивая бедрами. Дойдя до стола, обернулась и посмотрела на меня внимательным взглядом, чтобы не упустить на моем лице следов восхищения своей красотой.

— «Кока-колу»-то выпила?

— Ага, спасибо! И бутылку сохранила. Завтра девкам покажу, а то не поверят.

— Понравилась?

— Да непривычно как-то… будто мыло развели. И чего её так нахваливают?

— Говорят, раньше в ней и вправду кокаин был, вот она и бодрила. А теперь кофеин да таурин.

— Контакт с периферией установлен, — сообщил Кир, — наноимпланты активированы, можно приступать к корректировке. Насколько снижаем уровень эмпатии объекта от нынешних ста процентов?

— Подожди, — укоротил я его, — снизить всегда успеем. Интересно, что она задумала. Вот не верю я, что соплюшка сексуально озабочена — не тот возраст.

Пока ходил на кухню открывать шампанское, на её рубашке оказались расстегнуты еще две пуговицы. Теперь открывшееся декольте являло отсутствие бюстгальтера. Криво усмехаясь, разлил шампанское по бокалам. Мы торжественно чокнулись и отпили по глоточку.

— Жень, — спросил я, — а зачем ты мне сказала, что твоя мама на курорте?

— Бабка сдала? — девчонка недовольно скривилась. — Так и знала… понимаешь… все, кто узнаёт, что я такая, сиротка при живых родителях, первым делом, начинают меня жалеть. А я не хотела, чтоб ты меня жалел… чтоб жалость была единственным твоим чувством, ко мне. Да и чего меня жалеть? Мне и с бабушкой нормально. А этот Нинин сожитель, дядя Гоша, кобель старый, так на меня пялится, что потом помыться хочется. А Нина, на меня злится, мол, я перед ним жопой кручу. Вот и сплавила с глаз долой.

Ниной, Женька фамильярно называла свою мать. И то сказать, от Ефросиньи Матвеевны я узнал, что Нине всего-то тридцать три года — молодая совсем. В своем настоящем, я таких за девочек держал.

— А про брата зачем наврала? Ты врушка что ли?

— Чо это я наврала? — насупилась девушка. — Я и не говорила, что он родной.

— Баба Фрося сегодня на тебя ругалась, — вздохнув, наябедничал я, — шляешься, мол, целыми днями, от рук отбилась…

— Да ну её, — отмахнулась Женька, — не помнит ничего, кошелка старая. Я ж ей говорила… на работу я устроилась! Тетя Тома, Риткина мама, взяла нас с Риткой к себе в магазин, на месяц подработать. Продавщицы в отпусках, за прилавком некому стоять. Вчера медицинскую книжку получила, а сегодня вышла первый день.

— Ух ты, — восхитился я Женькиным трудолюбием, — а кто у нас тетя Тома?

— Директор гастронома.

— И как тебе работа, на новом месте?

— Да какое оно новое, мы и в прошлом году работали. Нормальная работа не пыльная. Нас на весовуху не ставят — там опыт нужен — покупателей обвешивать. Мы на штучном товаре. Я на моло́чке: бутылки, пакеты кефира, молока, сливок, ряженки. Всякие сырки плавленые, да творожные. А Ритка на консервах. Всех делов — выписал товар, принесли с кассы чек — выдал товар. Больше с ней болтаем, чем работаем… Кстати, Феликс… — девушка замялась, подбирая слова, — а у тебя нет в «камере хранения» ещё такой юбки? Ритка очень хочет…, и Златка-цыганка тоже хочет…

Чего-то такого я ожидал. Усмехнулся.

— Ты что же, Евгения, за фарцовщика меня держишь?

— Нет, что ты, — девчонка совсем смутилась, — просто они прицепились… спроси, да спроси.

— А чем она расплачиваться будет, твоя Рита? Она хоть симпатичная?

— Очень! Рыженькая красотка. Загляденье! — честно ответила Женька, а потом вдруг напряглась. — А чего, это ты спрашиваешь? С какой целью интересуешься? — она вскочила со стула и нависла надо мной, уперев руки в столешницу. Я получил приятную возможность заглянуть в декольте. — Ей и шестнадцати еще нет! На девочек маленьких потянуло? Хипарь престарелый!

— Я, Женечка, конечно, уважаю твою возможность высказывать собственное мнение, но «престарелый хипарь» — это преувеличение! Между прочим, ты нелогична. То заявляешь, что у нас маленькая разница в возрасте, то, чуть ли не старпёром обозвала…

— Кем? — ахнула Женька.

— Старым пердуном.