Корпус Смерти (СИ)

Принципы. Они исчезают и при меньших превратностях судьбы. Тебе кажется, что существуют вещи, которые ты не совершишь никогда и ни за что, даже под дулом автомата, упирающегося в затылок. Они говорят — лучше сдохнуть, чем вот это вот все. И да, они действительно считают, что именно так и поступят. Плюнут в лицо неведомому надсмотрщику и пойдут на встречу смерти с широкой приветственной улыбкой, дабы лежать разлагающимся куском мертвечины в какой-то канаве, пожираемым трупными червями и вечноголодным вороньем. Но нет. Такого не будет. Почти ни у кого. Только безумцы могут совершить нечто подобное, одинокие, глубоко несчастные, прячущие вселенскую тоску за сросшейся с мимическими мышцами маской безумия, которая окончательно стала частью черепной коробки, стенки которой разрываются от потока мыслей, не имеющих ничего общего с адекватной оценкой происходящего. Они видели жизнь со всех ракурсов и им плевать на последствия своих действий. Невозможно угрожать тому, кто забыл, что такое страх. Невозможно шантажировать того, у кого ничего нет. Невозможно предугадать действия человека, раскусившего темную изнанку вселенной и осознавшего саму концепцию собственного существования в этой точке пространственно-временного континуума. Невозможно свести с ума безумца. Невозможно убить того, кто уже мертв, пусть и внутри. У таких людей действительно есть принципы — заповеди, законы, Кодекс, названий много, но смысл один. В мире попросту не существует силы способной заставить их перешагнуть это, кроме них самих.

Что же до остальных… они ломаются. Ломаются в обжигающе-холодном пламени кромешного мрака, к которому попросту не были приспособлены. Внутренне умирают, морально и нравственно деградируют, разлагаясь в нечто, чему попросту нет четкой классификации в цивилизованном обществе, или же закаляются, крошатся, раскалываются на горящие куски, рассыпаются пеплом чадящих руин, но лишь затем, чтобы восстать из грязи новым человеком, мутировав в людей с Принципыми. Бесчувственных, холодных, злых, жестоких, безумных, смешных, забытых или еще каких-то — спектр широк и кране разнообразен. Тараканы в голове и внутренние демоны сношаются друг с другом в жесточайшей, извращеннейшей оргии, дабы под конец совершить совместный акт добровольно-принудительного суицида, дав еще нерожденным тварям внутреннего естества обильную пищу и почву для дальнейшего роста. В жизни случается всякое дерьмо, и оно всегда меняет тех, кому не повезло в них вляпаться. Некоторые изменения малозаметны, но они есть. Они всегда есть.

Кто из них мог представить, что в какой-то отрезок жизненного пути будет мечтать о хорошо прожаренном предплечье мелкого, грязного и крайне вонючего зеленокожего ублюдка? Никто, ну кроме полукровки и некроманта.

Первыми не выдержали эльфийки. Сломались почти сразу. И никто, ни одна живая душа не могла обвинить их в слабости, ибо подобное…

Их поймали после налета орков Гнилого Зуба на какое-то эльфийское поселение, пытающихся как-то продраться сквозь буреломы. Нашла разведывательная звезда гоблинов, рыщущих по лесам, в поисках примерно таких же беглецов. Брата этих близняшек подстрелили. Неровный зазубренный наконечник стрелы, грубой, корявой, несуразной, но все равно смертельно опасной, пробил его коленную чашечку, превратив большую часть сустава, мышц и сухожилий в окровавленное месиво. Девушки были повалены на землю под истошные вопли, корчащегося в кровавой грязи их самого близкого родственника.

Парень… вожак пятерки зеленокожих выдрал боеприпас из его ноги, заставив еще сильнее заорать куда-то в небо, безмолвное и равнодушное к копошению ничтожеств, не заслуживающих даже толики внимания. Волки разорвали тело. Он продолжал кричать. Кричал, пока кривые желтоватые клыки отгрызали мышцы, когда кровь брызгала на серые морды, когда крошились кости. Вопли сменились сдавленными хрипами и бульканием, едва мощные челюсти сомкнулись на его шее. Он моргал и беззвучно раскрывал рот. Темные струйки вместе с кровавыми пузырями срывались с губ. Волки разорвали его живот. Лоскуты кожи, обрывки мышечных волокон и мешочки внутренних органов вывались наружу, дабы быть тут же пожранными ненасытными тварями.

И все это время он видел, как гоблины насиловали его сестер. Рабские ошейники, защелкнувшиеся на хрупких девичьих шеях, почти тут же оставив на нежной коже уродливые ссадины, обрубил доступ к зачаткам магии, сделав их полностью беззащитными перед похотью злобно скалящихся зеленокожих. Один, с в клочья разорванным левым ухом, сорвал с Генли платье. Тонкий вскрик. Острые ногти гоблиноида, украшенные ореолами грязи и запекшейся крови, хлыстом проходятся по ее спине, оставляя глубокие борозды, тут же вспухающие темными каплями. Она визжит, но лишь затем, чтобы получить по лицу от второго недомерка, с двумя гноящимися щелками на месте носа. Мутная сукровица перечеркивает его искривленную морду. Щека багровеет, на губах выступает кровь. Металлический привкус.