Короткая жизнь

Суета на перроне вокзала царила неописуемая: дамы в пестрых платьях, дети, офицеры в белых кителях, господа в котелках, орава крикливых носильщиков. Через минуту я уже сидел в извозчичьем фаэтоне, а расторопный комиссионер одной из одесских гостиниц, покачиваясь на ступеньке экипажа, соблазнял меня местными развлечениями.

Одесса была суматошна, кипуча, весела. Съехавшиеся со всей России любители фруктов и моря заполняли город.

Мне не стоило большого труда устроить свое путешествие по Дунаю. Билет на пароход приобрел все тот же комиссионер. А формальности не доставили больших хлопот: паспорт был в порядке, и румынские, сербские и австрийские визы, позволяющие делать остановки во всех придунайских городах, незамедлительно украсили мой паспорт. Консулы дунайских государств больше были негоциантами, нежели чиновниками, поэтому получение виз сопровождалось подробными и настойчивыми советами, в каких гостиницах останавливаться и в каких ресторанах обедать.

Одесса издавна слыла колонией состоятельных болгарских коммерсантов, и, следуя полученным в Москве напутствиям, перед отъездом на Балканы я зашел к одному из таких богачей, господину Тошкову. Контора сего хлебного торговца скорее напоминала респектабельный банк: зеркальные стекла в окнах, мягкие кресла для посетителей, деловая тишина, нарушаемая лишь, другого слова не подберешь, музыкой шелеста бумаг.

Я попросил доложить обо мне. Визитная карточка и хороший костюм произвели впечатление, минут через пять меня пригласили в кабинет.

Из-за стола навстречу мне поднялся было солидный господин с умным лицом, украшенным небольшой, аккуратно подстриженной бородкой с проседью. Но, увидев мою молодость, тут же сел, указав мне на кресло напротив.

- Чем могу?

- Отправляюсь по Дунаю, собираюсь осмотреть придунайские города, заеду в Бухарест, у меня к бухарестским болгарам рекомендательные письма, не поможет ли мне в свою очередь и господин Тошков?..

- А к кому у вас письма?

- К господину Каравелову.

- От кого?

- От Михаила Никифоровича Каткова, от Ивана Сергеевича Аксакова.

- Достойные люди, и господин Каравелов тоже вполне достойный человек, хотя и увлекающийся несбыточными мечтами. Не сомневаюсь, господин Каравелов встретит вас отлично. Болгары любят Россию, и всякому русскому, изучающему болгарский вопрос, обеспечен сердечный прием.

Мы сердечно простились. Он так ласково напутствовал, что я не заметил, как покинул его кабинет без письма, за которым к нему пришел. Впрочем, отказал в рекомендации так вежливо, что я на него даже не обиделся.

На третий день по прибытии в Одессу я вечером отплыл из Одессы на пароходе в Вилково, чтобы оттуда следовать по Дунаю.

Поужинал в ресторане, выпил даже с полбутылки красного вина. Я просил подать обязательно болгарского, хотел приучать себя ко всему болгарскому. Затем спустился к себе в каюту, постель была уже постлана. Разделся, почитал перед сном грамматику болгарского языка и заснул крепким сном свободного человека.

Проснувшись, поспешил на палубу. Я и не заметил, как совершил переход по морю. Черное море осталось позади. Мы плыли по широко раскинувшемуся по обеим сторонам Дунаю. Только был он не голубым, как назвал его модный композитор Штраус, а серым, пронзительно серым, стальным, как лезвие турецкого ятагана.

Перегнувшись через перила, две дамы в кисейных платьях кормили чаек раскрошенным печеньем. Компания молодых людей пила вино, разливая его по бокалам из бутылок, стоявших прямо на палубе возле плетеных кресел. У лестницы дежурил матрос, чтобы не пускать на верхнюю палубу пассажиров нижней палубы. Плицы колес с повизгиванием шлепали по воде.

Справа тянулся румынский берег, слева - болгарский. Здесь, на левом берегу, и вели болгары свою борьбу. Вскоре, думалось мне, и я стану одним из ее участников!

Я позавтракал в виду Измаила и пообедал перед приходом в Галац. Плыть было скучновато, никаких дорожных приключений. Знакомств в пути я не заводил. Имея серьезные намерения, я опасался привлечь к себе чье-либо внимание, будучи предупрежден еще в Москве, что наткнуться на шпиона не составляет на Балканах никакого труда.

Дважды пытался затеять со мной разговор какой-то незнакомец в феске- я отделался от него односложными ответами. Обстреливала меня голубыми глазками дама в розовой шляпке- я остался равнодушен. Да еще какой-то тип настойчиво приглашал меня сразиться с ним в карты, но тоже отвязался от меня, когда я твердо объявил, что дал своей матушке слово никогда не играть в карты.

В Журжево я сошел с парохода. На извозчике доехал до вокзала и меньше чем за три часа очутился в Бухаресте, который оказался довольно большим городом, чем-то похожим на южные русские города, хотя и с особым колоритом. Он был певучее и таинственнее знакомых мне городов, хотя такое ощущение могло возникнуть во мне по той простой причине, что чувствовал я себя в нем иностранцем.