Короткая встреча

В машине все тоже улыбались - сытная, вкусная еда, размягчая, размаривая нутро, разбудила чувство довольства и собой, и жизнью, и солнечным днем... Мать с тоскливой грустью смотрела на улыбавшихся мужчин их распирало самодовольство, как будто бы не солдат сделал три шага по грязи с девушкой на руках, а они хитроумным способом переправили целый полк через огромное топкое болото. Особенно усердствовал муж - какой сын! какой замечательный парень! и я какой! и приятель мой - что надо! Матери вспомнилась последняя просьба, с которой она обратилась к сыну за полтора месяца до его ухода в армию. В их большой четырех - комнатной квартире несколько месяцев шел сложный капитальный ремонт, связанный с перепланировкой, который она одна выносила на своих плечах - сын сдавал экзамены за 10-й класс и его нельзя было беспокоить, потом он уехал плавать на байдарках, потом был на даче, муж был в доме отдыха, а после сразу уехал за границу в туристическую поездку. Даже когда они были дома, никто из них ей не помогал - в этих двух здоровых и сильных с виду мужчинах - её муже и её сыне - непонятно почему совсем не были развиты основные мужские качества, делающие мужчину именно настоящим мужчиной, - понимание человеческой слабости женщины и элементарное желание помочь eй сделать работу, если она ей или совсем, или уже не по силам. Любой из многочисленных рабочих, перебывавших в доме за время затянувшегося ремонта, в этом отношении был добрее и человечнее, нежели эти близкие ей люди. Ремонт подходил к концу, оставались столярные работы - в квартире менялись двери, плинтуса, устанавливались экраны на батареи отопления. Два столяра работали почти каждый вечер, и после их работы оставалось много мусора легких, невесомых стружек, щепок, опилок. Мать очень уставала, допоздна собирая и вынося ворохи мусора, причем усталость была уже не ежедневной, не еженедельной - сказывались месяцы ремонта. И вот однажды она попросила сына вынести два ведра, в которые она плотно утрамбовала стружки и опилки. Вёдра были легкие, но сил уже не оставалось даже на такую малостъ, кроме того, мучила обида на сына - он не работал уже третий месяц, ожидая призыва в армию, летом прекрасно отдохнул в походе на байдарках и потом на даче, и мог бы сейчас хотя бы заметить, что мать изнемогает от усталости. Ведра стояли два дня, несколько раз она напоминала о них сыну, на третий день, когда она снова попросила вынести их, он одним ударом тяжелых ботинок, которые она когда-то привезла ему в подарок из Чехословакии, опрокинул ведра. Столько злобы и силы вложил он в этот удар, что ведра покатились по полу коридора, легкие, спрессованные стружки рассыпались и разлетелись по свеже отлакированному паркету во все комнаты... Слезы душили мать, когда она выметала эти стружки из-под кроватей, шкафов, кресел, снова утрамбовывала их в ведра и несла эти ведра на помойку, уже совсем тупая от боли и усталости. Нервное потрясение было так велико, что она сильно разболелась - разыгрался мучавший её уже несколько лет невроз. Сына она не могла видеть - её трясла мелкая нервная дрожь и тошнота подступала к горлу, когда она слышала его тяжелые шаги в тех же самых ботинках...

Материнское сердце - в нем, как в горниле вечного огня, со временем сгорают многие личные обиды, но остается незатухающая боль где-то в глубинах сердца, незаживающая рана на материнской душе как память о том, что человек! сын! так осквернил не её! нет! себя недостойным поступком.

Мать и не вспомнила бы об этом поступке сына, если бы не глупое хвастовство и самодовольство отца. Мать знала сына гораздо лучше материнское сердце всегда более чуткое, чем отцовское, - это отец умудрялся отыскивать в повседневном поведении сына что-нибудь такое, что можно было восхвалять, выпячивать, упиваться этим в ослеплении, как глухарь на току, самозабвенно поющий любовную песню подруге и не замечающий подкрадывающегося охотника, а она понимала, что к сыну незаметно подбиралась, подкрадывалась суровая жизнь, и постоянная тревога, как невыдернутая заноза, разъедала ей душу и сердце. Самодовольство и дурь, тупое хамство, невежество и невежливость, эгоизм и распущенность, вспыльчивость, лень и самоуверенность - вот из каких цветочков складывался букет характера сына, и глухариная слепота отцовского сердца только помогала распускаться этим ядовитым цветкам.

Последней надеждой для матери на исправление поведения сына была армия, - постоянная борьба с его чудовищным характером, нездоровье и ремонт отняли у неё все душевные силы, требовалось длительное время для их восстановления. Но они находились всегда, непонятно откуда, как, ведь, казалось, всё опустошено, всё выжжено, все сгорело, осталась внутри черная, глухая, безжизненная пустыня - но речь шла о человеческом облике её сына, и великая очищающая и возрождающая сила материнского долга перед сыном, перед людьми, пробуждала их снова и снова.