Короткая встреча

Утром 19 декабря 1982 г. мы с Алемдаром поехали в Колонный зал на генеральную ряпетицию, с которой я вернулась домой в недоумении, - я не смогла понять музыку, я не знала, о чем она, в этой музыке мне недоставало мощности и выразительности звучания (оказалось, как мне позже объяснил Алемдар, медная группа берегла себя для вечернего концерта и на репетиция играла вполсилы). Проигнорировав мои настойчивые просьбы лично отнести билеты на концерт Т. Н. Хренникову, принимавшему сердечное участие в судьбе Алемдара, Алемдар после репетиции отправил к нему с билетами музыковеда из Симферополя М. М. Гурджи, а сам пошел в церковь на ул. Неждановой, предпочтя в такой святой день обратиться за помощью не к земному, а к небесному покровителю (19 декабря - день Святого Николая-угодника, которого Алемдар почитает своим покровителем). Когда Алемдар вернулся, отдохнул и пообедал, я попросила его объяснить мне, о чем музыка симфонии, чтобы легче было её слушать и воспринимать вечером на концерте, В тот день у нас были гости из Перми - бывшая одноклассница мужа со своей приятельницей, они тоже собирались с нами вечером на концерт, мы расположились в кабинете мужа, Алемдар сел за рояль и для нас троих проиграл всю симфонию, сопровождая игру разъяснениями музыкальных эпизодов, как бы зрительно их расписывая. Он говорил о расстилающейся безлюдной равнине, где гулко разгуливает ветер и где раньше был великолепный город, о трехкратных волновых попытках восстановить разрушенный город, я помню грустный, щемящий вальс в каком-то кабачке, возникающий на рейде белоснежный корабль, сотворение города, сотворение красоты, смерть создавшего её художника, ослепительное торжество красоты. Вечером на концерте симфония так глубоко проникла ко мне в душу и так сильно потрясла меня именно благодаря разъяснениям Алемдара. Когда же прозвучало скорбное соло контрабаса, знаменующее предсмертные видения и смерть художника, и оркестр, торжественно и величаво утвердив сотворенную красоту, всей своей увеличенной тройным составом мощью, поддержанной могучим ревом добавленных к нему шести саксофонов, начал стремительный, триумфальный финал, то вместе с огненным пульсирующим вихрем музыки в космос понеслась и моя спрессованная, сжатая сильнейшим эмоциональным волнением душа.

Чтобы остановить несущийся в космос ревущий ослепительный звуковой смерч, Владимир Иванович Федосеев взмахнул в последний раз руками и замер, низко согнувшись над пюпитром, с нечеловеческим напряжением как бы обхватив, сдержав, сжав этот смерч руками, вобрав его в себя. Зал неистовствовал, бушевал аплодисментами, криками "браво", я же сидела в полнейшем оцепенении, не могла ни хлопать, ни встать, не могла отвести глаза от согнувшейся над пюпитром фигуры дирижера, удерживающей в себе отзвучавшую музыку и от колоссального напряжения не могущей разогнуться. Наконец, Владимир Иванович распрямился, повернулся лицом к залу, поклонился и аплодисментами вызвал Алемдара, но в моей зрительной памяти остались не его поклоны и улыбающееся, удовлетворенное лицо, а согнувшаяся над пюпитром фигура в мгновения высочайшего напряжения его человеческих сил в финале симфонии, в момент остановки грандиозного звукового взлета оркестра.

Расскажу о мгновениях, которые бережно, с нежностью и теплотой почти сорок лет хранятся в моей памяти. Мы поженились с мужем в январе 1957 года, будучи студентами четвертого курса, - муж учился на теоретико-композиторском факультете Московской государственной консерватории (вместе с Алемдаром), я - на юридическом факультете Московского государственного университета. После зимних студенческих каникул муж улетел в Таджикистан подзаработать денег оркестровкой музыкальных произведений таджикских композиторов, намеченных к исполнению на декаде Таджикской CCР в Москве, На время его отсутствия я покинула крошечную квартирку, которую он снимал, и вернулась в свою комнату в общежитии студентов юрфака в высотном здании МГУ на Ленинских горах. Однажды моя соседка по комнате пришла посидеть и поболтать вместе о подругой и приятелем - студентом второго курса физфака МГУ. Воспитанный, интеллигентный (его отец был главным режиссером одного из московских театров), раскованный в общении, образованный и начитанный, сначала он блистал перед нами своей эрудицией и знаниями, потом почему-то потерял к этому интерес и полностью перенес все свое внимание на меня, тихо и неприметно коротавшую вечер в мыслях и воспоминаниях о любимом и таком далеком сейчас муже.

Молчаливая и задумчивая, устремленная куда-то далеко, поверх его эрудиции и знаний, поверх его красоты и обаяния, я никак не отвечала на настойчивые знаки внимания, к концу же вечера у него проявилось нестерпимое, несдерживаемое, но так никогда и не осуществившееся желание непременно поцеловать меня. Моя соседка по комнате убедительно объясняла ему уважительные причины, по которым ему следует оставить меня, замужнюю женщину, в покое, и наконец, когда её доводы казалось бы подействовали, ей удалось его увести.