Корона скифа

Алена увидела в камне своего сынка Петюшку, который стал важным господином в дорогой одежде.

— Вы уверены? — спросил Улаф Страленберг. Он сморгнул, и лицо предка исчезло. Теперь он уже и не верил, что видел его.

Зонтаг-Брук отхлебнул из своего бокала и сказал:

— В любых камнях возникают символы тайн воды, огня и воздуха, и всего безбрежного мира. Но это лишь символы, к которым предстоит найти ключ. И не каждый эти символы может разглядеть. Это — сложная наука. Золотые пластины тоже насыщены зашифрованными сведениями. Господин Горохов должен знать, что золото может лечить и убивать. Не к к каждому этот металл бывает ласков.

— Насчет золота — сущая правда! — подтвердил Горохов. — Старатели знают, что один человек может всю жизнь прожить на золотой жиле, но она никогда ему не откроется. Зато другой сразу её разглядит сквозь землю…

В этот момент над головами пирующих раздался оглушительный грохот.

— Что это? — воскликнули разом Горохов и Улаф.

— Что? Это вышибают окна и двери дома. Выследили всё-таки, сволочи! — вскричал Зонтаг-Брук, надевая корону на голову. — Ну, нет! У нас есть запасной ход. Пока они выломают подвальную дверь, мы успеем убежать. Алена! Сажай меня в корзину!

Алена быстро запихнула коронованного Зонтага-Брука в корзину и полезла в ход. Все кинулись за ней. Но догнать её было трудно.

Она выбралась из хода вместе с Севастьяном Огурцовым. Задвинула камень, и подперла его колом, чтобы изнутри камень повернуть было нельзя.

Первым понял всё Горохов. Он ругался самыми отборными ругательствами:

— Охмурил! Одурил! Порошка в вино подсыпал. Огарок! Обабок! Я же говорил, что Алена не зря с ним ошивается. И купец твой мнимый, Лошкарев, где-нибудь у него же на заимке живет. Шайка!

В это время и Улафа, и Философа Александровича схватили за руки люди в гороховых костюмах.

Алена с Севастьяном кинулись к карете. Севастьян вскочил на козлы. Алена влезла в карету, и открыла корзину. Зонтаг-Брук вылез из корзины, высунул голову в дверцу, и крикнул Севастьяну:

— Не жалей кнута! Гони!

— Куда? На заимку?

— К верхнему перевозу. Хлещи!

— А Петюшка с Ваняткой как же? — спросила Алена. — неужто мне деток бросать?

— Потом вызволим! С этой короной, всех купим! На перевозе нас лодка ждёт! А на заимку сейчас ехать нельзя, Улаф с Философом её уже раскрыли.

— Так надо было их кончить, лахман сделать.

— Ученого жалко, забавный такой. Философ мне тоже по душе. Широко жил! Не скряжничал. Это по-нашему!

Зонтаг-Брук, отдернул занавесочку, и глянул в заднее окошко:

— Крючки позади! Нашарили! Вот гады! Севастьян, хлещи сильней! Не жалей вороных!

Карета уже начала спускаться к перевозу, когда Зонтаг-Брук вновь крикнул в дверцу:

— Разворачивай к Потаповым лужкам! Крути, говорю! Обложили! На перевозе — крючки!

Севастьян натянул правую вожжу, карета круто повернула. Заскакала по

кочкам.

Зонтаг-Брук увидел в свете зари на холме темные фигуры:

— Останови карету! Алена дай мне зонт, и лупи агентов! После я тебя освобожу! До скорого!

Зонтаг-Брук подбежал к краю скалы Боец с огромным английским зонтом. Он думал при этом, что вот, загнали, как мамонта. С этого самого места мамонт срывался, чтобы упасть на острые камни. Вниз было глядеть жутковато. Солнце вставало над бором и освещало леса, реку, зеленые заливные луга за ней.

За спиной Зонтага-Брука Алена Береговая яростно раскидывала агентов. Кому сломала нос, кому скулу, а кому и ключицу. Но агентов набежало много, силы были неравными.

Зонтаг-Брук глянул вниз, туда, где бешеные потоки воды разбивались об острие скалы. Нет, зонт тут не поможет. Он хлопнул себя ладонью по полному животу и скривил губы:

— Нагулял тело, наел пузо! Коронованный идиот! Тупица! Не продумал пути к оступлению. Да ведь в то, что корона существует, по настоящему и не верилось. Просто игра увлекала! Да и корона-то, может, и не скифская, и не золотая.

Но… сдаться на милость крючков? Да ни за что на свете! Он всегда их дурачил с великой легостью. Он всегда был болен, но был сильнее их, здоровых. Сдаться? Нет!

Карлик снял корону, оглянулся, увидел бегущего к нему Шершпинского, озорно свистнул, и швырнул корону в реку.

— Мы оба воры, но я вор честный, а вы — нет! Ауфвидерзеен! — крикнул Зонтаг-Брук и бросился с обрыва.

Шерпинский застыл, как соляной столб, к краю обрыва и подойти-то было страшно.

44. "И В ВОЗДУХ ЧЕПЧИКИ БРОСАЛИ…"

Философ Горохов совсем недолго пробыл в тюремном замке. Уже через полмесяца его провели в кабинет к Евгению Аристарховичу. Горохов думал, что придется оправдываться, доказывать свою невиновность. А Евгений Аристархович открыл ему навстречу свои объятия:

— Уважаемый мой наставник! Прошу прощения за доставленное вам беспокойство, но вы сами виноваты, в плохую компанию затесались.

— Компания, как компания! — взъершился Горохов, — чего тебе от меня надо? Может, пытать будешь?