Корона последней принцессы

Лицо королевы тотчас покрылось пунцовыми пятнами, и Мария завопила:

– Что ты говоришь, Василиса? Ты пойдешь за Никодимушку, это уже решено! Или ты больше нам не дочь!

Отец виновато посмотрел на Василису, и она заметила, как сильно трясутся его руки. То, что король Георгий частенько прикладывается к бутылке, было секретом Полишинеля.

Принцесса выбежала прочь из кабинета отца, заперлась у себя в покоях, кинулась на кровать и зарыдала. Мало того, что ее тошнило от одной мысли о том, что сынок старца станет ее мужем, так еще и родители готовы отречься от нее, если она проявит строптивость!

О помолвке принцессы Василисы и Никодимушки было объявлено на следующий день. Придворные, которые давно уже ничему не удивлялись, все же были потрясены до глубины души. Какой неслыханный мезальянс – принцесса королевской крови сочетается браком с деревенским увальнем, сыном старца!

Василиса была рада только одному – венчание должно состояться, по требованию короля, только после того, как ей исполнится шестнадцать. Значит, у нее в запасе было больше трех лет. И неизвестно, что еще случится за это время…

* * *

Ситуация в стране ухудшалась, немцы все больше зверели, начались грабежи и повальные расстрелы. Обсуждался также вопрос о том, что на территории Герцословакии должны открыться три лагеря смерти. Королева, барон Чучель и старец выступали за это.

– Джордж, надо раз и навсегда избавиться от евреев, коммунистов и прочих врагов короны! – вещала Мария. – Да и фюрер настаивает, как ты знаешь. Если мы откажемся, он грозится применить силу и объявить Герцословакию провинцией Третьего рейха. Тогда мы будем арестованы!

Король Георгий возражал:

– Мэри, эти люди – наши подданные. А при восшествии на престол я дал клятву перед лицом Господа, что буду защищать своих подданных и делать все им во благо. Я не могу отправить их в концентрационные лагеря, ты же знаешь, что там происходит!

А старец Никодим величаво заявил:

– Эти люди – твои враги, папа. А значит, поставили себя вне закона человечьего и Божьего. Ты должен согласиться на требования фюрера.

В итоге король не выдержал и дал согласие. Однако к тому времени фюреру стало не до строительства новых лагерей: ход войны давно переломился в пользу союзников, и с двух сторон на Берлин надвигались войска, с Востока советские, а с Запада американские.

А во дворце все шло своим чередом. Однажды, прогуливаясь по дворцу ночью (Василиса любила так делать), девочка увидела приоткрытую дверь в опочивальню матери. И услышала звуки поцелуев и голоса:

– Мой любимый, самый любимый на свете! Ты – свет моей жизни! Я так обожаю тебя…

Девочка, покраснев, отошла от двери. О том, что делают в спальне отец и мама, она имела весьма смутное представление.

Однако из опочивальни королевы выскользнул… вовсе не отец, а старец Никодим! А матушка, одетая только в прозрачное неглиже, на прощание повисла у него на шее и покрывала его лицо жаркими поцелуями.

Василиса, словно оглушенная, стояла за колонной.

Она несколько дней молчала и отказывалась принимать пищу. Королева не на шутку обеспокоилась, решив, что дочка серьезно заболела, завела речь о том, что старец должен помолиться за нее. Василиса резко крикнула, отталкивая руку матери:

– Ни за что!

Она никак не могла забыть ужасную картину – мама в объятиях старца! Поговорить об этом с отцом Василиса боялась, поэтому замкнулась в себе. На несколько дней прибыли во дворец старшие братья, Феликс и Кароль: приближался день рождения короля Георгия, и он хотел, чтобы все его дети были в полном сборе.

Братья открыто говорили о том, что немцы продержатся еще от силы полгода, а то и всего несколько месяцев. Потом Берлин будет занят войсками союзников, и «дядю Адольфа» повесят вверх тормашками на Бранденбургских воротах. Королева закатывала истерики, заявляя, что не потерпит подобных разговоров, но старшие сыновья игнорировали ее запреты.

Набравшись духу, Василиса поведала Феликсу и Каролю о том, что видела той ночью. Братья, хмуря брови, курили, а когда девочка завершила рассказ, Кароль, отличавшийся взрывным темпераментом, схватил со стены старинную саблю и подбежал к двери.

– Я эту гадину изрублю на мелкие кусочки! – крикнул он в гневе.

Но Феликс, более рассудительный и несклонный к скоропалительным решениям, удержал его и сказал многозначительно:

– Его охраняют. Разве ты забыл? Причем отдан приказ стрелять в любого, кто посмеет поднять руку на старца. В любого, в том числе и в принца крови! Его, заразу, так просто не возьмешь. Помнишь, года четыре назад какая-то женщина, малолетнюю дочку которой мерзавец растлил и заразил сифилисом, выпустила в старца всю обойму револьвера... По законам природы он должен был умереть, потому что потерял много крови, ведь были задеты жизненно важные органы. Но гад на редкость живучий оказался. Выкарабкался!

Кароль, уже остыв, бросил саблю на пол со словами:

– Но я не могу допустить, что эта тварь… что эта тварь и наша матушка…

Затянувшись сигаретой, Феликс продолжал: